Больничные часы показывали десять. Завтра на это же время назначена операция. Филдс, как ни в чем не бывало, резался с Колей Курчавым в «буру».
— Да, Николай, дела наши ой как плохи! Скажу больше — ужасны, как никогда. Чует мое сердце, что ты со своим чадом беспросветно увяз. Посуди сам, взять тебя голыми руками ничего не стоит.
— Пускай сначала докажут!
— Вот заладил! Будь спокоен, еще как докажут. Запомни: на свете нет ничего недоказуемого, кроме злоупотребления властью.
Коля сунул младенцу соску с портвейном и цыкнул на раскричавшегося приемыша.
— Нет, Филя-шеф, я не хочу, чтобы вскочило фуфло на моей репутации!
— Так выпала фишка. А что делать?
— Что делать? Давить на клавиши, вот что.
— Слова, достойные Коли Курчавого! Перебинтован, но не сдается! Теперь слушай меня внимательно…
Шпион обрисовал Коле план бегства: Филдса ведут в операционную, внезапно он вспоминает, что забыл сходить по нужде, бежит в туалет, где его поджидает Коля Курчавый, быстро гримируется под своего хирурга, переодевается в его костюм, который Коля заведомо выкрадывает из ординаторской (хирург имел привычку из-за жары в операционной оперировать в одном халате поверх трусов), затем они спускаются к выходу и со всех ног тикают на Колину воровскую «малину».
— Ну, Филя, таких фраеров, как ты, я еще не встречал!
Наступило долгожданное завтра. Филдс лежал на больничной койке и старался отогнать мрачные мысли. Если дело сорвется — все пропало! За десять минут до операции Коля Курчавый дал знак, что одежда хирурга находится в его надежных руках.
Пять минут… три… две…
— Коровкин! В операционную!
Филдс неторопливо встал и пошел в сопровождении медсестры. Внезапно остановившись, он схватился за живот.
— Что с вами?
— Как всегда, заячья болезнь…
— Скорее бегите и возвращайтесь.
В туалете его ждал Коля Курчавый. Сделав все, что необходимо, они вышли и разошлись по разным коридорам. Филдс шагал быстро и уверенно. Как и следовало ожидать, по дороге с ним любезно здоровался медперсонал хирургического отделения. Когда, казалось, все было на мази и Филдса отделяло от выхода несколько шагов, его окликнули тревожные женские голоса:
— Максим Борисыч, а Максим Борисыч! (Так звали хирурга). Скорее, скорее сюда!!
Шпион обернулся: на него надвигалась белая лавина медсестер, круша все на своем пути. Вспомнились слова из памятки: «Нет ничего страшнее возбужденных женщин, влекомых к одинокому мужчине».
— Кто дал вам право уходить перед операцией?! — голосили они. — Скорее назад! Больной Коровкин переоделся в ваш халат, обзывается вашим именем, стоит в операционной, кричит, что мы дуры, и хочет оперировать сам себя!! Это какой-то кошмар! Мы сойдем с ума!