Зеленое дитя (Рид) - страница 22

Было около восьми вечера. Последний раз он выпил чаю на узловой станции, где пересаживался на местную ветку, и теперь до утра другой пищи не предвиделось: в здешних краях люди ложатся спать натощак. А раз так, в гостиницу возвращаться было незачем: хозяин скорее всего решит, что он пошел навестить друзей. Главная улица к тому времени почти опустела: через час потушат огни, и все удалятся на покой. Он медленно зашагал в сторону каменного моста: помнится, там была развилка, — главная дорога шла прямо, а влево, вдоль излучины реки, уходила узкая проселочная дорога. Задерживаться на мосту не имело смысла: с его высокой арки, висевшей над рекой, да еще и в темноте, рыбу ни за что не разглядеть. И все равно Оливеро по старой привычке поднялся по истертым камням и сверху глянул в черную угрюмую воду, уходившую под мост. Впрочем, ничего нового он там для себя не открыл, а поэтому поспешил прочь с моста и направился к мельнице.

До сих пор дорога шла ровно — без уклонов и подъемов, не давая Оливеро пищи для размышлений о противоречивости закона элементарной физики, который гласит, что вода вверх не течет. Он вспомнил, что в школе у него с этим законом возникали какие-то сложности: ему было трудно принять его за аксиому. По опыту он знал, что если посмотреть на длинный рукав реки с ближнего холма, то кажется, будто он поднимается вверх, навстречу течению. И потом, вода — это не аморфная стихия: она по-своему упорядочена. Это видно по капле, свисающей, как алмазная бусина, с капустного листа, — целый мир отражается в ее блестящей овальной поверхности. Опять же, по его мальчишескому разумению выходило, что если сила заставляет воду течь вниз, значит, она же, эта сила, может заставить воду течь вверх. Когда ему объясняли, что это действует сила притяжения, он все равно стоял на своем, доказывая правоту математическими расчетами: если столб воды падает с высоты «x» футов[16] на площадь протяженностью «y» миль, то значит он может подняться на высоту «x-n» футов площадью в «y-n» миль. Разумеется, погрешность «n» может оказаться весьма значительной из-за того, что, к сожалению, вода имеет свойство стекать вниз. И все равно сохраняется большая вероятность, что можно заставить поток подняться вверх под небольшим углом, скажем, ярдов[17] на пятьсот.

Смешные детские расчеты! Вспоминая по дороге на мельницу то время, он посмеивался про себя… А места вокруг пошли сплошь знакомые. Когда-то давно он знал на ощупь и цвет каждый камень на дорожке… Дома справа закончились, потянулась изгородь — помнится, когда-то он подмечал в ее зеленой массе всякое новое пятно, каждый свежий изгиб. В детстве мельница была ему вторым домом, он каждый день бежал туда после школы, а потом уж домой. Здесь легко было укрыться: противоположный берег густо порос деревьями и кустарником — ивами, ясенями, бузиной, терном; ветви их нависали над самой водой, — то-то раздолье для камышовок! Скоро впереди покажется длинная белая стена мельницы, освещенная луной, как прожектором, а справа, под сенью громадного красного бука, — и дом мельника. Но чем ближе он подходил, тем больше его охватывало беспокойство. Он безотчетно ощущал какую-то неуловимую перемену. Казалось, переменилось все: воздух, звук падающей воды, силуэты деревьев, линия изгороди. Он невольно замедлил шаг, потом остановился: надо найти этому причину, благо луна светит ярко. Он стоял как раз в том месте, где раньше впереди был брод, а справа — мостик. Дело в том, что река здесь распадается на два рукава: налево с плотины течет отработанная вода, которая прошла через мельницу, а справа — естественное русло реки. Но теперь ни брода, ни белого мостика не видать: ровная дорога ведет к дому мельника, а внизу под дорогой, чернеет труба, обложенная кирпичом. Подойдя к этому новому «мосту», он с удивлением обнаружил там воду. Только если раньше водный поток с шумом и пеной вырывался из-под мельничных жерновов, то сейчас здесь был просто сток, а прежнее русло искусственного рукава давно заросло ивняком да сорняками. Одно из двух — или мельницу забросили, или же теперь ее приводят в движение каким-то другим способом. Скорее, первое — слишком уж бросалось в глаза царящее кругом запустенье: даже ночью его нельзя было не заметить. Подойдя ближе к дому, Оливеро убедился, что не ошибся: выбитые стекла, пустые глазницы окон, кое-как прикрытые мешковиной, потерянно хлопавшей на ветру. Кругом темно — ни огонька. Впрочем, за садом, по-видимому, ухаживали, а когда Оливеро тронул калитку, с высокой акации спрыгнула кошка и стала тереться о его ногу.