Можно не сомневаться: за два столетия своей миссионерской деятельности в Южной Америке иезуиты скопили немалые богатства — в виде земельной собственности, скота, церковной утвари из серебра и золота. Ясно, что с таким влиятельным собственником трудно было не считаться, и одно это вызывало острую зависть у гражданских и духовных чиновников из метрополии, которых присылали с инспекцией, и которые, надо думать, рассматривали колонии прежде всего как собственную вотчину. Что за этим последовало, хорошо известно: иезуитов прогнали. Для индейцев это стало катастрофой. Не прошло и нескольких месяцев, как они стали жертвами произвола, грабежа и просто дурного начальства. Численность местного населения начала падать, угодья быстро сокращались, и постепенно аборигены впали в нищету и полное безразличие к своей судьбе. К ним, вместо братьев иезуитов, присылали священников и монахов — они их на дух не переносили. Над ними установили двойную власть, — они ее не понимали. Они привыкли, что власть одна — это Иезуитский орден, и он через своих помощников вершит дела небесные и земные. Теперь же им предлагали одну власть в лице священника, а другую — в лице чиновника, а поскольку интересы этих двух властей постоянно сталкивались, индейцы то и дело попадали впросак. Положим, священники постановили, что богослужение начнется в такой-то час, и всем жителям надлежит явиться в церковь. А после оказывается, что для муниципального начальства это время неудобно. Начинался спор, никто не желал уступить, а в результате виноватыми оказывались индейцы.
Так мало-помалу колонии, точнее, миссии, основанные иезуитами, беднели, разорялись, попадали в рабство; население частью повымерло, частью выродилось, задавленное тупым начальством, и постепенно следы миссионерской деятельности иезуитов стерлись, точно их и не бывало. Еще немного, и целый континент погрузился бы в первобытное состояние, но, к счастью, этого не произошло. А не произошло это благодаря полукровкам, — выходцам из смешанных семей. Чистокровные испанцы их всегда презирали, а те, в свою очередь, сопротивляясь враждебному отношению, выработали в себе что-то вроде расового самосознания и стремления во что бы то ни стало возродить свою родину. Они пропагандировали свободу и независимость от Испании. Если б не они, процесс образования самостоятельных республик так бы и не начался: меня убеждал в этом опыт работы в Ронкадоре.
Из чтения рукописи отца Лоренцо я вынес несколько убеждений, с которыми не расставался до конца своего пребывания в Ронкадоре. Я допускаю, что неизвестный летописец нарисовал слишком благостную картину миссионерской деятельности иезуитов. Вполне возможно, я и сам добавил к его сухому рассказу свою заветную идею общественного устройства, почерпнутую у Платона: за несколько лет до описываемых событий я с огромным воодушевлением прочитал его «Республику» и, возможно, машинально перенес некоторые его идеальные представления на колонии, созданные иезуитами. Но как бы ни было, те решимость и бойцовский дух, что я в себе тогда почувствовал, не были голой абстракцией: они родились из моей убежденности в том, что теория и история взаимосвязаны, и что в определенных обстоятельствах необходимо прямое действие.