Что мог? Так же, как они, висеть с петлей на шее? Сожаление, что избежал этой участи? Или чувство облегчения? Огромная тема для версий самого разного рода. Здесь – все отдано на волю читателя, зрителя.
Ожившие рисунки – человечки, птицы, цветы – летают, порхают, вальсируют; саранча, которая свирепствует на юге России (а поэту приказано было изучить ее умонастроение), пускается в пляс под аккомпанемент строк из письма Пушкина к графу Воронцову: «Будучи совершенно чужд ходу деловых бумаг…»; черновики писем и стихов разлетаются как листья, образуя узоры на льду и фигурки людей, создавая драгоценное пушкинское настроение, давая редкую возможность почувствовать аромат пушкинского слова, пушкинской рифмы, пушкинской красоты. Голоса Смоктуновского и Юрского в соединении со стихами, которые артисты читают так проникновенно, так созвучно смыслу, дополняют картину прекрасного.
Разумеется, нельзя недооценить и роль режиссера – именно он отбирал материал, чередуя стихи лирические со стихами шутливыми, эпиграммами и цитатами из писем, компонуя рисунки поэта с пейзажами и скульптурами царскосельского парка.
В картине – и это главное ее достижение – нет ни одной фальшивой ноты. Кажется, что мультфильм, снятый в найденном (изобретенном) формате, только и способен оградить экранную судьбу Пушкина от вульгаризмов, штампов, вымысла и напраслины.
Вторая картина «И с вами снова я…» (29 мин) снята в том же ключе, с теми же актерами, под ту же музыку, кроме того, здесь режиссер включил, помимо музыки Шнитке, народную музыку и пение в исполнении ансамбля под управлением Д. Покровского. Звучат «Сцены из Фауста» с обязательным «Всё утопить» – и всё это на фоне чертушек, бесов, свиных рыл и страшных морд. Но опять же – никуда не деться от красоток и их альбомов, куда поэт, не всегда охотно, но записывал стихи, пожелания, меткие и острые фразы, слова и словечки.
Еще одна тема второй картины цикла – важнейшие для пушкинианы диалоги с царем, о которых нет связных, подробных рассказов от первых лиц этой встречи: они дошли до нас в передаче третьих лиц. В 1848 году Николай I рассказывал об этом графу А.Ф. Орлову и барону М.А. Корфу: «Что сделали бы вы, если бы 14-го декабря были в Петербурге?» – «Стал бы в ряды мятежников», – отвечал поэт. Со слов Пушкина, записанных его друзьями, это выглядело так: «Принял ли бы ты участие в 14-ом декабре, если бы был в Петербурге?» – «Непременно, Государь, все друзья мои были в заговоре, я не мог бы не участвовать в нем. Одно лишь отсутствие меня спасло, за что я благодарю Бога».