И вот «справился». Эскимосы, конечно, погибнут во льдах пролива.
Нет, нельзя погубить людей, так бесславно закончить экспедицию.
— Попросите эскимосов собраться в моей комнате, — сказал Ушаков Павлову.
…Медленно входили охотники. Рассаживались на полу. Не спрашивали о здоровье, не улыбались. Только Аналько хитро блеснул глазами, открыто посмотрел на Ушакова и сунул в рот щепоть жевательного табаку.
Ушаков решил ни слова не говорить о возвращении эскимосов на Чукотку.
— Вы пришли, — сказал он, — Вы пришли к своему больному умилеку.
— Да, да, — слабо донеслось до него.
— Значит, вы можете ходить. Можете ездить. Почему никто не отправился на охоту?
— Боимся, — ответил Тагъю, самый старший.
— Разве мужчины стали женщинами? Или мне женщин попросить — идите охотьтесь?
— Мы не женщины, умилек.
— Чего же вы боитесь?
— Черта. Он против нас.
— Почему вы так думаете?
— Как почему? Все заболели. Иерок умер. На охоту ехать далеко, надо ставить палатку. В палатке темно. Нам страшно.
— Тагью! Ты ведь сам ездил как-то со мной. Мы спали в темной палатке. Мы не боялись, помнишь? Мы смеялись тогда, ты рассказывал сказки.
Тагъю замешкался с ответом. Потом выпалил:
— Но ведь ты — большевик.
— И что же?
— Черт большевиков боится. А эскимосов не боится. Эскимосы боятся его.
Ушаков помолчал, взглянул на доктора.
— Хорошо. Я поеду с вами. Черт испугается.
Доктор хотел возразить, но безнадежно махнул рукой.
Эскимосы отодвинулись от кровати, о чем-то шепотом посовещались. Потом Тагъю сказал:
— Нет, умилек. Теперь мы с тобой не поедем. Ты больной.
Уговаривать эскимосов было бесполезно. Оставалось сразиться с чертом один на один.
Сразиться… Это значило — ехать на охоту. И немедленно, сию же минуту.
Если бы был жив Иерок! Он бы поехал тоже.
Ушаков приказал запрячь собак. Долго и старательно одевался. Он еще не верил, что эскимосы отпустят его одного.
Неужели так страшен черт?
Вышел на улицу. Доктор беспомощно топтался около нарт. Эскимосы стояли поодаль, не смотрели на Ушакова. Потом все ушли в яранги.
Напряженная тишина повисла над поселком.
«Словно я уже покойник», — подумал Ушаков.
— Вы ненадолго, — робко сказал доктор. — Возвращайтесь быстрее.
Ушаков промолчал. Он не вернется, пока не убьет медведя. А сколько это займет времени — сутки или трое — можно только гадать.
Он тяжело согнулся, сел в нарты. Собаки понесли его от поселка. Через километр он оглянулся. Ему показалось, что чья-то упряжка догоняет его. Никого.
Больше надеяться не на что.
Вперед. Только вперед.
Вернуться — и непременно с убитым медведем!
Час пути, два, три… Ушаков уже устал сидеть неподвижно. Он часто подносил к глазам бинокль. В сумерках искал белое пятно медведя. Бесконечная равнина, да горы вдалеке, да слабые отблески солнца из-за горизонта, и ничего больше.