– Что же хотел он мне передать – в последний миг?
– Убийцу хотел он вам назвать, своего убийцу, убийцу Ойгена Бишофа.
– Своего убийцу? Ведь вы сказали – разрыв сердца.
– Убийца пользуется разнообразными средствами, в том числе и этим. Я знаю, где его нужно искать. Мы должны его обезвредить. Сольгруб погиб, теперь очередь за нами. Слышите, Феликс? А вы, барон…
– Я прошу на меня не рассчитывать, – сказал я. – На завтра я уже распорядился своим временем.
Феликс повернулся ко мне. Наши взгляды встретились.
– Нет, – сказал он. – Теперь нет.
Он схватил стакан, стоявший на письменном столе.
– Вы позволите? – спросил он и вылил его содержимое на пол.
На другой день после погребения Сольгруба мы встретились в садовом ресторане неподалеку от городского парка и вдали от центральных улиц. Это было ясное, немного морозное утро. Разносчики подходили к нашему столу и предлагали груши, виноград, ветки терновника и можжуху. Подошел и босняк с ножами и тросточками. Среди столов скакала прирученная галка повара в поисках хлебных крошек. Мы были единственными гостями, Феликс велел принести газеты, но не смотрел в их сторону, и так мы сидели вдвоем, поглядывая на парк и обмениваясь односложными замечаниями насчет погоды, дорожных планов и неаккуратности доктора Горского.
Наконец около 9 часов он появился. Стал извиняться: инспекторские обязанности, ночной обход палат, всемь часов – операция. Он прямо из госпиталя. Стоя выпил он чашку горячего кофе.
– Это мой завтрак, – сказал он. – Кофе, а затем сигара. Для нервов – яд. Могу вам только посоветовать: не берите с меня пример.
Затем мы отправились в путь.
– Брюква, капуста, копченая селедка, плохие папиросы, – говорил доктор Горский, когда мы поднимались по лестнице к антиквару, – воздух, самый подходящий для нашего предприятия. Мы люди маленькие, барон. Весьма возможно, что вам деньги надобны; немного, тысчонки две, три, поручителей вы привели с собой. Прямо вломиться в двери нам нельзя, настроен он, наверное, подозрительно, лучше всего отдадимся на волю случая… Еще один этаж. Надо надеяться, он дома, иначе придется ждать его.
Господин Габриель Альбахари оказался дома. Рыжий слуга ввел нас в гостиную, переполненную предметами искусства всех времен и стилей. Сейчас же после этого в комнату вошел господин Альбахари, маленький, изящный человечек, одетый с преувеличенной, почти щегольской элегантностью; нафабренные усы, монокль, на расстоянии десяти шагов несло от него гелиотропом.
– Балканы, – шепнул мне доктор Горский.
Он пригласил нас жестом сесть и некоторое время испытующе присматривался к нам. Затем обратился ко мне: