– Всем, чем смогу.
– Вы делали фотографии тем летом в Горисветово…
– Да, фотолетопись. – Он кивнул. – Где-то в библиотеке должен был остаться альбом.
– Я знаю, но никак не могу его найти, а мне бы хотелось изучить те фотографии. Просто для себя, чтобы освежить память.
На самом деле не просто для себя, но еще и для старшего следователя Самохина, но для этого ей пришлось бы рассказать о случившемся убийстве, а расстраивать Исаака Моисеевича не хотелось, поэтому Мирослава решила ограничиться полуправдой.
– Я все верну, – сказала она. – Вы не волнуйтесь.
– Я не волнуюсь. – Исаак Моисеевич подошел к резному комоду, вынул из верхнего ящика фотоальбом. – Тут все то, что не вошло в летопись. Фотографий мы тогда сделали много, а выбросить дубли и неудачные снимки у меня не поднялась рука. Поэтому забирайте! Забирайте и не спешите возвращать. Если я смогу помочь такой малостью, то буду только рад.
Мирослава уже была на пороге, когда Исаак Моисеевич окликнул ее робко и, кажется, немного смущенно. Уже держась за дверную ручку, она обернулась, посмотрела вопросительно.
– Не оставайтесь там, – сказал он очень тихо и очень серьезно. – Темное место… Для всех темное.
– Я выросла, Исаак Моисеевич. Я уже взрослая. – Ее собственный голос упал до сиплого шепота.
– Он тоже так сказал… – Исаак Моисеевич махнул рукой, то ли благословляя ее, то ли выпроваживая.
* * *
Всеволод Мстиславович позвонил, когда Мирослава сворачивала с шоссе на дорогу, ведущую к Горисветово.
– Взяла выходной? – спросил он после короткого приветствия. Наверное, уже успел поговорить со Славиком или кем-то из школы, а иначе откуда ему знать, что Мирославы нет на месте?
– Появились кое-какие неотложные дела, шеф. Я уже возвращаюсь.
– Что может быть более неотложным, чем решение нашей проблемы? – Голос Всеволода Мстиславовича звучал ровно. Мирослава вообще не помнила, чтобы ее босс хоть раз повышал голос.
– Это как раз и связано с проблемой. – Ей даже врать не придется, у нее есть алиби. – Я ездила в Чернокаменск по просьбе следователя.
– В чем состояла просьба? И какое отношение к случившемуся имеешь ты?
– Следователь Самохин считает, что прямое.
– Поясни, будь любезна. – В голосе шефа послышалось не раздражение, но уже тень раздражения. – Что у вас тут творится, Мирослава?
– Тут? Всеволод Мстиславович, вы вернулись?
– Два часа как. И за эти два часа я успел пожалеть, что вернулся. Вячеслав, как обычно, не в курсе. Лизавета Петровна, как обычно, в растерянности. Члены попечительского совета с самого утра обрывают мой телефон, а моя помощница уехала по каким-то очень важным делам. – Теперь это была уже не тень раздражения, теперь это было самое настоящее, нескрываемое раздражение.