А родители Разумовского, кстати, тогда очень сильно взволновались. Папа, профессор Пермского архитектурно-строительного университета, поднял на уши все тамошнее полицейское начальство. Вот вам и еще один рычажок, с помощью которого замяли то дело. Но в розыск Разумовского все равно подали.
Не нашли! Ни тогда не нашли, ни сейчас. Хорошо спрятался? Свалил за границу? Теперь ни у кого и не спросишь. У отца-профессора осенью того же года случился инсульт, сделавший его в одночасье глубоким инвалидом. Он прожил еще несколько лет под неусыпным присмотром жены. Жена тоже скончалась вслед за супругом. Их младшая дочь к тому времени уже жила в Германии, после похорон матери в Россию больше не приезжала. У кого спрашивать-то?
И тут включилась Самохинская чуйка! Если бы с любимой кровиночкой все было хорошо, да пусть бы он был трижды маньяком, но находился в безопасности, родители бы так быстро не слегли. В могилу их уложило горе, а еще, наверное, неизвестность. Вот такой виделась Самохину ситуация. Как бы то ни было, а честное имя Максима Разумовского осталось незамаранным, официально убийцей его никто не называл. По всем материалам он проходил как пропавший без вести. Вопрос, где и когда он пропал? И еще один вопрос – мог он вернуться спустя тринадцать лет, чтобы закончить начатое?
И Мирослава Мирохина… Та самая Мирослава Сергеевна, на минуточку! Девочка видела лицо своего убийцы. Не могла не видеть! Видела, но описать не смогла. От глубокой ли психической травмы или от длительной гипоксии мозга у нее приключилось это беспамятство? Или имелась какая-то иная причина? Единственный выживший свидетель оказался совершенно бесполезным для следствия. Такие дела…
Чтобы развеяться и еще раз осмотреть место преступления, Самохин решил спуститься в овраг. День катился к закату и на дне оврага уже было сумрачно, несмотря на безоблачное небо. Обычное дело для оврагов. Ему ли не знать…
Самохин шел вдоль русла неширокой и, надо думать, неглубокой речушки, смотрел то под ноги, то по сторонам. Свою фирменную чуйку он спустил с поводка, и она сейчас носилась по оврагу, как вырвавшийся на прогулку охотничий пес.
Это место было обычным. На первый взгляд… Изгиб русла образовывал небольшой затон, здесь река прекращала свой стремительный бег, здесь на берегу лежали бумажные кораблики. Самохин насчитал двенадцать. Все одинаково ровные, сделанные из одной и той же бумаги одной и той же рукой, но разной степени давности. От почти полностью белого, до бурого, покрытого высохшими нитями тины. Кто-то сначала пустил эту бумажную флотилию по течению, а потом выловил и выложил на берегу. Или это были разные люди?