Социализм. История благих намерений (Станкевичюс) - страница 115

Тут следует заметить, что именно на предприятиях Эммануила Нобеля 23 февраля 1917 г. начались массовые выступления рабочих, что привело к Февральской революции, и некоторыми историками сей факт трактуется как косвенное свидетельство причастности бизнесмена к революционному движению (что, скорее всего, притянуто зауши).

Упомянутые в тексте «эксы» – это в прямом смысле бандитские налеты на предприятия и частных лиц с целью изъятия у них крупных сумм денег на «революционные нужды». Впервые масштабную акцию «экспроприации» провели левые эсеры еще в 1906 г. при нападении на частный московский банк «Купеческого общества взаимного кредита». Им удалось ограбить банк на 875 тыс. руб. Не все социал-демократы одобряли подобное, особенно меньшевики, однако Ленин не видел в этом ничего предосудительного, для него «эксы» были законным актом революции. Так что в последующие годы грабежи стали регулярными. Эти налеты давали определенные дивиденды, но они едва ли шли в какое-то сравнение с доходами от добровольных пожертвований крупного капитала. Проблема с «эксами» заключалась в том, что эти деньги нужно было разменять. Если банкноты были в «пятисотках», то это значило, что номера этих купюр уже были засвечены как «экспроприированные». То, что разменять не удавалось, приходилось в буквальном смысле слова уничтожать.

Так или иначе, денег у большевиков уже к началу 1910-х гг. было настолько много, что, по воспоминаниям Красина, можно было покупать не жалкие револьверы, а настоящие пушки. Да только доставить и спрятать их было никак. И эти деньги социалисты получили прежде всего от капиталистов как вполне добровольные взносы. С последним особенно повезло большевикам после смерти их горячего сторонника, молодого мебельного магната Николая Шмита (племянника другого мецената социализма – Саввы Морозова, который и познакомил юного капиталиста с миром социальной революции). Через Шмита и его сестер большевики получили в свою кассу по меньшей мере 720 тыс. франков. Емельян Ярославский называл сумму в 756 тыс. франков [45].

Можно только гадать, почему же взаимоотношения капиталистов и социалистов оказались столь необычным образом тесно связаны. Но этому нужно найти объяснение. В начале XX в. социалисты представляли собой мощные международные организации, имевшие реальную ударную силу на улицах промышленных городов, агитаторов при заводах, мимикрирующих под простых рабочих; отчаянных террористов и хорошо вооруженных боевиков. Иными словами, социалисты еще до революции 1917 г. были реальной политической силой, а также, по всей видимости, могли предлагать свои услуги капиталистам в деле защиты их от других боевиков либо же для организации или предотвращения стачек (и то и другое, в зависимости от случая, было промышленникам выгодно). Социалистические агитаторы имели колоссальное влияние на пролетариев, так что вполне могли «поработать» с их настроениями за определенную плату или же просто шантажировали предпринимателей. В краткосрочной перспективе это хоть и противоречило делу революции, но зато в долгосрочной перспективе пополняло «общак» партии. Шмит и Морозов в этом отношении были скорее исключением в том, что касается мотивов, но если мы говорим о настоящих промышленниках, то те прекрасно понимали, чем могут быть полезны социалисты и чем они опасны. То, что в последующем большевики национализировали крупный капитал, в данном случае не принципиально. Большинство крупных капиталистов успели эмигрировать из России, другие (как Алексей Путилов) считали, что крах Империи не за горами.