Урок анатомии. Пражская оргия (Рот) - страница 104

Я не хочу таким быть. Даже пытаться не буду. Я – дикий еврей из пампасов. Я – голем Соединенных Штатов. Но я люблю этих ребят – они не дают посадить меня в тюрьму. Впрочем, среди них тоже много психованных. Они алкоголики, их жены суют голову в духовку, их дети закидываются ЛСД и выпрыгивают из окон – проверяют, могут ли летать. У белых англосаксов полно проблем, я знаю. Чего у них нет, так это моих врагов. Этот рынок захвачен мной. Меня все ненавидят. Все. В Нью-Йорке есть театральный клуб, я мечтал бы стать его членом. Клуб “Инквайери”. Я обожаю шоу-бизнес, буффонаду, старых комиков. Но меня туда не пускают. Принимают мафиози, принимают шейлоков, но евреи-бизнесмены, его владельцы, меня туда не пускают. У меня врагов больше, чем у Никсона. Полиция. Гангстеры. Сам псих-параноик Никсон. Среди моих врагов верховный судья Уоррен Бургер. Судья Льюис Пауэлл. Судья Гарри Блэкмун. Судья Уильям Ренквист. Судья – белее белого во всей Америке – Уайт. Моя жена – мой враг. Мой ребенок – мой враг. Моему психоаналитику платят, чтобы он был моим врагом. Они либо решили меня сломать, отдать под суд, подчинить, либо хотят превратить меня в кого-то другого. Я пошел на психоанализ три месяца назад. Вы когда-нибудь ходили к психоаналитику?

– Нет, сэр.

– Это очень страшно, Рики. Никаких плодов не приносит. Как раз сегодня утром я жаловался своему психоаналитику, что это бесконечный процесс. Иногда, между одной сессией и другой, я даже не понимаю, что я получаю за свои деньги. А это сто долларов за сессию. Больше тысячи шестисот долларов в месяц. Дорого. Но моя жена – очень консервативная женщина, она так хочет, и я хожу. Это моя четвертая жена. Она консерватор, и мы с ней все время ругаемся. Она считает порнографию занятием для подростков. Я ей говорю: “Ну да, это так. И что с того?” Она считает, это ниже моего достоинства. Говорит, что я засунул себя в личность, которая мне тесна. Каким великим человеком я стал бы, стань я кем-то еще. Вот что у нее и у психоаналитика на уме. По правде говоря, я и сам подустал от порнографии. В этом есть много компульсивного, и я это понимаю. Мне немного надоело говорить о лизании пиписек, сосании членов и о том, у кого хер больше. И я частенько устаю от судебных тяжб. Устал от прений. Мне все труднее отчаянно бороться за право людей смотреть, как другие трахаются: ведь если кто-то хочет, зачем запрещать? Все остальное дерьмо в открытом доступе, а тут в чем дело? Психоаналитик мне говорит: “Почему вы так стараетесь быть неприемлемым?” Разве? Я не неприемлем для читателей “Давай по-быстрому”. Я не неприемлем для тех несчастных м****ов, которые хотят сходить на порнофильм и подрочить. Я не неприемлем для людей, приходящих в “Миллениум Милтона II”. Я не хочу сказать, что можно явиться ко мне домой, швырнуть телку на пол и оттрахать ее. Я никогда не говорил, что можно трахать всех, кого захочешь. Такие слова вложили мне в уста суки фашистки-феминистки, они ненавидели своих отцов, а теперь ненавидят меня. Но я никогда так не считал. Всё – по взаимному согласию, каждая женщина приходит с мужчиной, он ее сопровождает внутрь. Но тут же приходится исключить девяносто процентов людей, которые говорят: “Ой, я таким не занимаюсь!” Ну а если приспичило, если кто-то хочет, чтобы ты их трахнул, ты их трахаешь. Лучшие цены в Нью-Йорке. Тридцать пять долларов для пары. В цену входят ужин с танцами, и остаться можно до четырех утра. На дискотеке в Нью-Йорке ты платишь двадцать пять долларов только за то, чтобы туда попасть. В “Милтоне” за тридцать пять долларов ты получаешь комнату, получаешь еду, и весь вечер твой. И у нас