Когда мы были все вместе, у меня на душе вроде просветлело, а как разошлись, снова черной тучей навалилась тревога. Легко сказать: допросят и отпустят. Слышали, что за допросы гестаповцы учиняют… И без того тетя хворает, а тут начнут выпытывать, обыскивать, все вверх дном перевернут. Леньке-то что — он вольная птаха: летит, куда захочет.
Долго не мог я уснуть, все вздрагивал от каждого шороха. К тому же за стеной хрипло дышала во сне тетя и машины то и дело с гудением проносились по проселочной дороге. Затаив дыхание я прислушивался, не свернут ли они к нам во двор, не начнут ли полицейские ломиться в дом. Я вспомнил, что в соломенной кровле спрятана другая винтовка, обгоревшая. Надо будет завтра же непременно выбросить ее в болото. Хоть умри, хоть умри, хоть умри…
Не успел я, кажется, закрыть глаза, как за окном раздался крик:
— Скоре-е-ей!
Я вскочил весь в холодном поту, выглянул в окно. Уже совсем рассвело, во дворе громко кукарекал петух.
…Бабка любила вставать с солнцем, и в тот день она, как обычно, расхаживала по уже просохшим тропинкам и бубнила утреннюю молитву. Я как раз умывался, когда старуха, подобрав юбку, с криком влетела во двор: оказывается, она своими глазами видела в ельничке, что за банькой, нечистого.
— Чернющий такой, под елкой притаился, а меня увидел и как ощерится — вылитый волк…
Ленька, кому ж там еще быть, подумал я. Они с Милашюсом жгли в лесу смолистые пни и гнали из них деготь — колеса смазывать. Чумазый, оборванный, он и впрямь смахивал на черта. Но чего ради он заявился? Не случилось ли что?
— Здоров ты спать… — услышал я во дворе голос Леньки. — А я, брат, всю ночь глаз не сомкнул. Все думал, думал и знаешь, что решил? Тебе нужно самому взять винтовку и сдать ее в полицию.
— То есть как это сдать? — вытаращился я. — Зря, что ли, мы с ней столько намыкались…
— Стоит Текорюсу донести, тут такая каша заварится… У нас они детей не щадили…
— Ну, отнесу я ее, а дальше что? И винтовку жалко, и самому чего зря в пасть им соваться…
— Ты все-таки помоложе… Дурачком прикинешься, — поучал меня Ленька. — Скажешь, нашли с Феликсасом в лесу, в лозняке. А когда несли, какой-то дядька на велосипеде пристал, отнять хотел, да мы не отдали… Вот и все. И пусть тогда Текорюс доносит на здоровье…
— Постой! — воскликнул я. — А что, если взять ту, горелую? Ведь Текорюс не разглядел, что там за винтовка была. Только дуло тогда и высунулось.
Ленька помолчал, подумал и хлопнул меня по плечу:
— Дельная мысль! Добро!
Назавтра я собирался идти в местечко, поэтому вечером написал Расуте письмо. Оно получилось и длиннее и лучше, чем то, которое я придумал в прошлый раз. В письме я подробно изложил, как следует лечиться от веснушек, и для пущей убедительности добавил, что и я точно так же вылечился.