– Слушай меня внимательно, туземный мусор! Ты будешь поступать, как мы предпишем, говорить, что мы продиктуем и делать это только тогда, когда соизволим отдать соответствующую команду. Всё остальное время ты будешь преданно смотреть мне в глаза и громко поддакивать. Спорить со мной, проявлять недовольство или более того – не подчиняться – недоступная роскошь для аборигена, будь он хоть трижды миллионер. Я доходчиво изъясняюсь?
Путилов испуганно скользнул взглядом по сторонам – проверить, не наблюдает ли кто за ним, есть ли свидетели его позора. Кажется, все заняты своими делами, никто ничего не заметил. Председатель Думы Родзянко, председатель Военно-промышленного комитета Гучков, князь Львов, кадетский вождь Милюков, бывший министр иностранных дел Сазонов, генерал Поливанов что-то оживленно обсуждают за соседним столом. Товарищ министра путей сообщения Ломоносов уснул в мягком кресле. В трех шагах примостился посол Франции, но он что-то торопливо пишет в блокнот и полностью поглощён этим занятием…
Проводив русского заводчика долгим тяжелым взглядом, французский дипломат Морис Палеолог ехидно улыбнулся и продолжил заносить в дневник свои мысли:
«По культуре и развитию, французы и русские стоят на принципиально разном уровне. Россия одна из самых отсталых стран в свете: из ста восьмидесяти миллионов жителей сто пятьдесят миллионов неграмотных. Сравните с этой невежественной и бессознательной массой нашу армию: все наши солдаты с образованием; в первых рядах бьются молодые силы, проявившие себя в искусстве, в науке, люди талантливые и утонченные; это сливки и цвет человечества.»(**)
Ах, эти утонченные, изысканные французы! Какой слог! Какая непосредственность! «Увидеть Париж и умереть!» – восторженная аристократическая формула стала мрачной действительностью для десяти тысяч русских солдат из сорокатысячного экспедиционного корпуса царской армии, сражавшегося за Францию в Шампани и Арденнах. Особо отличилась русская инфантерия под Реймсом, не допустив прорыва немецких дивизий в направлении Парижа. Русскими костями устлана земля под Верденом. А эстет и бонвиван Жорж Морис Палеолог в это время капризно морщит носик и пальчиком небрежно указывает «этим русским варварам» на их место в конюшне. И он не одинок! Тысячи иностранных акционеров петроградских банков, среди которых преобладали свободолюбивые французы, неистово приветствовали в чужой воюющей стране вольницу печати, стачек, манифестаций, дезертирства, беспощадно подавляемую в своем доме. Им подпевала дипломатическая рать и компрадоры российской столицы, имя которым – легион!