Через несколько часов кропотливой работы я сравнил новый оттиск с образцом. Про пятна и стертые буквы не забыл, но результатом недоволен. Честно говоря, подделка куда четче, ярче, безупречней подлинника. Есть сомнения? Начинай все заново!
– На кого конкретно ты работал?
– На подпольную сеть «Алия Бет»[21], которая занималась отправкой евреев из лагерей для перемещенных лиц в Палестину. Люди, которые образовали Сопротивление в Ницце, теперь стали активистами Хаганы[22], ее агентами во Франции. Они, как и мое прежнее начальство, ждали от меня чудес, требовали невозможного, не считались с тем, что я один и мои силы не беспредельны.
По возвращении из Германии меня представили самому Аврааму Полонскому[23], Мсье Полю, знаменитому создателю Еврейской армии, которой присягнули на верность все еврейские группы Южной зоны. Мы с Пьеро специально для этого пришли в особняк на улице Клебер, в подпольное посольство еще не существовавшей страны. Полонский был небольшого роста, но никто этого не замечал из-за властности натуры и внушительности фигуры, кряжистой, мускулистой. Повелевать, командовать – врожденное призвание Мсье Поля. Выдающийся полководец, он и после войны обладал громадным авторитетом. Его не зря прозвали Наполеоном Малым.
Внутри организации случались принципиальные расхождения во взглядах и политических убеждениях, однако в случае нужды все мы объединялись и успешно преодолевали идеологические разногласия ради достижения общей цели. Впрочем, ближний круг вполне разделял мои довоенные, «русские» идеалы: марксизм, коллективизм, сельскохозяйственные коммуны – кибуцы. Каждый из нас помогал незаконным иммигрантам, но причины на то были разные. У каждого своя. К примеру, Пьеро больше всего переживал о детях и подростках, о том, чтобы у них было будущее. Старался вернуть их в общество. Организовывал фермы-школы, заботился об усыновлении сирот. И стал впоследствии выдающимся педагогом, борцом за социальную справедливость.
Мсье Поль и его окружение созидали еврейское суверенное государство, воплощали мечту всех сионистов еще со времен декларации Бальфура[24]. А некоторые считали, что перевозят выживших в Палестину, поскольку по-прежнему верны Сопротивлению. Верны присяге Еврейской армии. Большинство и сами охотно переселились туда, как только политическая ситуация в мире изменилась.
Меня же волновала свобода, право каждого народа на самоопределение, право каждого человека перемещаться по земле. Свою роль тут сыграло и семейное предание, вынужденные скитания родителей, воспоминания детства. Отчетливо помню, с какими трудностями и мучениями мы возвращались во Францию. Мне было тогда пять лет. В Буэнос-Айресе погрузились на пароход. Целый месяц плыли по Атлантическому океану. Высадились в Марселе, пробыли там несколько дней, а потом нас экстрадировали. Мы отправились в Турцию и стали ждать визы. В ужасных условиях, в немыслимой нищете. Ожидание продлилось два года. За это время родилась моя младшая сестра. Тут возникли новые административные препоны. Аргентина не выдала Полин свидетельство о рождении, коль скоро она родилась не в Латинской Америке. Турция – на том основании, что мы не турки. Отсутствие гражданства у дочери мешало родителям получить разрешение на въезд во Францию. Совсем маленьким мальчиком я понял на собственном горьком опыте, что без документов, «бумаг», ты не можешь легально пересечь ни одну границу. И как трудно их раздобыть таким, как мы, бездомным изгнанникам, которые десятки лет скитаются с места на место. Не думай, что я случайно рассказал тебе эту историю, пустился в воспоминания ни с того ни с сего. Именно в Турции я осознал две важные вещи, нашел двух главных врагов, с которыми сражался потом всю жизнь. Во-первых, с несправедливой и наглой властью денег. Во-вторых, с бюрократией. Ведь без документов и денег ты связан по рукам и ногам.