В 1980–1990-е годы на волне интереса к трагическим судьбам забытых писателей прошлых лет и их творчеству произведения А. Соболя вновь начали появляться на страницах популярных общественно-публицистических и литературных журналов — «Литературная Россия», «Огонек», «Октябрь»>34. Предваряли эти публикации небольшие заметки, призванные отчасти удовлетворить естественное любопытство читателя в отношение жизни и творчества автора>35. В большинстве своем это были беглые наблюдения над произведениями, которые репрезентативны как факт нашего ограниченного знания отечественной словесности, но мало интересны в научном плане.
Попытки биографического исследования предпринимала Саломея Хлавна, располагающая значительными материалами, касающимися жизни писателя. Ее статьи «Обожженные лавой», «Снято Овсянико-Куликовским по просьбе Бунина… или История одного конфликта»>36, написанные с привлечением рукописей статей и писем А. Соболя, раскрывают подробности его биографии 1917–1921 гг.
Время от времени имя А. Соболя появляется в различных историко-литературных исследованиях, но всегда исключительно как принадлежность ряда>37, как некая фоновая фигура, в сопоставлении с которой раскрывается более яркий писательский образ.
Однако до настоящего времени непосредственно посвящена творчеству А. Соболя лишь одна работа литературоведческого характера — статья С. Шершер «Поэтика отчаяния»>38. Статья представляет собой своеобразный опыт прочтения повести А. Соболя «Салон-вагон», однако автору удается не только выявить некоторые особенности соболевской поэтики, проявившиеся в данном конкретном произведении, но и уловить основные моменты специфики личности и творческой индивидуальности писателя, тем самым выделив его из общей писательской массы начала ХХ века.
Прежде всего С. Шершер обращает внимание на то, что биография А. Соболя — «это не просто типичная биография российского человека начала ХХ века, а ее сгусток, ее супервариант»>39. Он настолько герой своего времени, что не ищет другого для своих произведений и пишет образ современника с себя, попадая в десятку. Но постоянное стремление «подделать себя под эпоху», «быть как все, быть со всеми» при том, что «ближе был ему отдельный человек со всеми его переживаниями»>40, явилось причиной трагической раздвоенности писателя, ставшей знаком его личной и творческой судьбы.
По мнению С. Шершер, А. Соболь находит для описания своего раздвоенного, раздробленного мира наиболее адекватный образ — зеркало, которое подсказывает и метод: «оно начинает дробить — или по меньшей мере двоить — все, что попадается на его пути: от раз-двоения отраженного в нем персонажа — до у-двоения слов, предметов или явлений