Одноглазый, шедший впереди, негромко выругался.
- Что там? - спросил Борода.
- Светильники гаснут. Видишь, почти не светят. Водяные машины, которые нам удалось пустить в ход с таким трудом, выходят из строя. Они дают все меньше энергии. Что будем делать потом?
- Надо добыть новые лопатки для колес.
- Где?
- Ну, попытаться сделать самим.
- Легко сказать! Из чего и как? Мы еще можем кое-как наладить старые машины, но сделать что-то заново... Это искусство утрачено навсегда, Борода.
- Вздор! Все эти машины сделали люди, такие же, как ты и я.
- Не совсем такие, Борода. Они знали то, чего мы не знаем. Нас ведь никто не учил. Мы до всего должны доходить сами.
- Значит, должны дойти и до этого: начать строить новые машины.
- Пожалуй, давай заниматься этим. И оставим то, над чем трудились до сих пор.
- Нельзя. Машины пока не главное, они только помощь в нашем основном деле. Надо думать и об одном и о другом.
- Знаешь, Борода, если Ботс нам сегодня ничего не скажет, похоже, мы проиграли... Ничего у нас не получится.
- И ты начал сомневаться!
- Давно, только не хотел говорить, не хотел оставлять тебя одного.
- Одного?
- Конечно. Если я уйду, уйдут и ребята. Наверно, уйдут все...
- Куда вы пойдете? Ты слышал, что говорил старик?
- Можно пойти вдоль гор, не обязательно углубляться в пустыню. Пойдем ночами при свете луны. Днем будем прятаться в пещерах. Если где-нибудь найдем женщин, отобьем их, заложим новое поселение. Коли хочешь, пойдем с нами.
- Это уже решено?
- Да. Если тот ничего не скажет.
- А если скажет?
- Тогда еще посмотрим.
- Так...
Больше они не проронили ни слова, идя по длинным, плохо освещенным скальным коридорам.
"В сущности, этого надо было ждать давно, - думал Борода. - Ребятам все осточертело, а главное, им нужны женщины. Одно знание их не увлекает. В их телах сохранился первобытный инстинкт продолжения рода. А впрочем, все это тоже бессмысленно: женщины давно бесплодны. В пещерах и в глубине развалин рождались лишь дети, зачатые до катастрофы. И если мы ничего не сможем изменить, мы станем последним поколением этой проклятой земли".
Старик лежал на столе. Веревки, которыми он был привязан, глубоко впились в иссохшее, худое тело. Голова запрокинулась назад, и острый клип бороды торчал вверх, отбрасывая резкую тень на побеленной известкой стене. При виде Бороды и Одноглазого старик шевельнулся, и из его впалой груди вырвался не то вздох, но то скрип.
- Развяжите его, - приказал Борода. Парии, стоящие у дверей, бросились исполнять приказание. Когда путы были сняты, старик, кряхтя, приподнялся и сел.