Грин снова промолчал.
— Теперь я всё думаю, и не могу понять, что со мной? — Рита глянула в небо и продолжила идти. — Ты никогда не говорил мне ничего плохого. Не причинял вреда. Не реагировал на моё откровенное хамство. Даже не реагировал на откровенные оскорбления. Просто улыбался так. Иногда печально. Иногда устало. Но никогда не испытывал зла, и не отвечал.
Рита помолчала.
— Я даже поняла, что преступления, которые приписывают тебе — ложь. Ты не мог их совершить. И сейчас я вспоминаю всё это. Снова и снова. Перед глазами у меня почему-то стоит твоё уродское лицо с печальной улыбкой. Снова и снова. Снова и снова я вижу как ты мирно беседуешь с кем-то, как помогаешь кому-то неся рюкзак, как болтаешь с Ниной, отчитываешься перед Роем, возишься со своей чёртовой мертвячкой… И чувствую просто безграничную ярость. Она поглощает меня, лишает сна, покоя, способности мыслить, и иногда перетекает в холодную ненависть. Моя ненависть так сильна, что её хватит на троих, и даже на десятерых.
Грин почувствовал себя виноватым вдвойне. Как-то сам не зная, он умудрился нажить серьёзного врага. Почему, пока не мог сказать. О причинах пока только догадывался.
— Вспоминая всё это я не могу понять. — Рита снова продолжила. — Откуда у меня столько ненависти?
Грин молчал. Дальше они шли в напряжённом молчании. Рита шла впереди так, как будто никакой опасности не было и в помине — ни заражённых, ни внешников, ни килдингов, ни муров. На секунду Грин даже задумался — а она сейчас вообще видит что-нибудь вокруг? Замечает? Или так погружена в себя, что вообще ничего не видит?
Молчание продолжалось, а затем Рита вдруг сказала:
— Снова не пойму, почему я всё это говорю. Я что расклеилась? Зачем я вообще откровенничаю? Почему?
Она резко остановилась. Остановился и Грин. Рита резко обернулась. Грин сглотнул, но остался стоять.
— Обычно тех, кто жалуется называют тряпками. — сказала Рита с холодной яростью. — Их презирают. Над ними насмехаются. Смеются в лицо, называя неудачниками, лузерами и другими словами. И больше всего — это отвращение к ним. За что? И что ты сейчас думаешь, глядя на меня? Что я жалка? Что просто ною? Что бесполезна?
Грин молчал, стараясь не спровоцировать её.
— Отвечай. — с ненавистью посмотрела она. — Ненавижу этот твой взгляд, полный недоумения, и безграничного спокойствия.
Грин сглотнул и сказал:
— Рита. Прости меня.
А в следующий момент получил мощный удар в челюсть. Рита зарычала.
— Ненавижу! — прорычала она. — Ненавижу тебя! Урод! Сволочь! Сука!
Каждый комментарий она сопровождала профессиональным ударом в рёбра, таз, плечи голову. Кулаками, локтями, коленями, стопами. Грин не вступал в драку, но оставался стоять, лишь иногда прикрывал голову, чтобы не получить нокаута. Он сознательно не защищался, просто потому, что чувствовал себя виновным. Это было больно, но терпимо. Рёбра болели нещадно, одно из плеч тоже, на лице теперь местами были ссадины. Рита стояла рядом тяжело дыша.