17 [декабря]. Получил письмо от П. Кулиша. Он отказывается от свидания со мною здесь, не по недостатку времени и желания, но во избежание толков, которые могут замедлить мое возвращение в столицу. Я с ним почти согласен. От журнала, о котором я ему писал, он наотрез отказался готовить материалы для третьего тома З[аписок] о Южной Руси. [325] И что-то начал писать сериозное, но что такое, не говорит.
Вечером был на бенефисе г. Климовского, и, несмотря на порядочное исполнение, все-таки дообеденный сон Островского мне не понравился. Повторение — и повторение вяло. [326] Прочее так себе шло, кроме попурри, пропетого в антракте бенефициантом, вдобавок собственного сочинения.
18 [декабря]. Читал и сердцем сокрушался, зачем читать учился. [327]
Читая подлинник, т. е. славянский перевод Апокалипсиса, приходит в голову, что апостол [328] писал это откровение для своих неофитов известными им иносказаниями, с целию скрыть настоящий смысл проповеди от своих приставов. Может быть и [с] целию более материальною: чтобы они (пристава) подумали, что старик рехнулся, порет дичь и скорее освободили бы его из заточения. Последнее предположение, мне кажется, правдоподобнее.
С какою же целию такой умный человек, как В. И. [Даль], переводил и толковал эту аллегорическую чепуху? Не понимаю. И с каким намерением он предложил мне прочитать свое бедное творение? Не думает ли он открыть в Нижнем кафедру теологии и сделать меня своим неофитом? Едва ли. Какое же мнение я ему скажу на его безобразное творение. Приходится врать, и из-за чего? Так, просто из вежливости. Какая ложная вежливость.
Не знаю настоящей причины, а вероятно она есть. В. И. не пользуется здесь доброй славой. Почему — все таки не знаю. Про него даже какой-то здешний остряк и эпиграмму смастерил. Вот она:
У нас было три артиста,
Двух не стало. — Это жаль.
Но пока здесь будет Даль —
Все как будто бы нечисто.
19 [декабря]. М. Брас (учитель французского языка в гимназии [329] рассказал мне сегодня недавно случившееся ужасное происшествие в Москве. Трагедия такого содержания.
Ловкий молодой гвардеец по железной дороге привез в Москву девушку, прекрасную как ангел. Привез ее в какой-то не слишком публичный трактир. Погулял с нею несколько дней, что называется, на славу и скрылся, оставив ее расплатиться с трактирщиком, а у нее ни денег ни паспорта. Она убежала из дому со сооим обожателем с целию в Москве обвенчаться и концы в воду. Трактирщик посмотрел на красавицу и, как человек бывалый, смекнул делом: подослал к ней сводню. Ловкая тетенька приласкала ее, приголубила, заплатила трактирщику долг и взяла ее к себе на квартиру. На другой или на третий день она убежала от обязательной старушки и явилась к частному приставу, а вслед за нею явилась и ее покровительница: подмазала частного пристава, а тот, несмотря на ее доводы, что она благородная, что она дочь генерала, высек ее розгами и отправил в рабочий дом на исправление, где она через несколько дней умерла. Ужасное происшествие! И все это падает на военное сословие. Отвратительное сословие!