Рывком изъял у секретаришки обвисший саквояж, пошуровал во внутренностях основательней прежнего, подсунул под зад обнаруженную пару исподнего с зубной щеткой да помазком, давно уже лишенных компании шикарного несессера, и телесно шмякнулся на конфискованное добро, ароматно пшикнув на прощанье раздавленным тюбиком зубной пасты. Клавиатурка, повнимательней исследованная, но вновь забракованная, и в другой раз полетела на дно смятого кофришка.
— Без конвойного каравана — только по Дачному кольцу и то лишь отважцы вроде меня решаются. Так что жди завтрава, глядишь, свезу, коль о цене сговоримся. — Ямцкой таксер, припрятав заработанное простойное и неотработанный аванс, уговорив такого же «бесклиентного» бедолагу присмотреть за транспортом, припустил на поиски какого еще иноземного ротозея. Но ни то, чтобы клиентов совсем не случилось, да расхватали всех…
Секретаришка, порассудив о судьбе конфискованных пиджаков, решился-таки прибегнуть к помощи «транслатора»: необходимо ведь выяснить, почему погонщик лошади измял костюмы и что, собственно, собирается делать с зубной щеткой этот обладатель всего-то двух клыков, торчащих в противоположные стороны? Но «транслатор» в навязчивых попытках облапошить самых уж замухрышистых из приваливших загнипийцев, то и дело там да сям мельтешащий несезонными бриджами, когда нечаянно понадобился — перед глазами вертеться перестал, словно отлынивал от верного заработка.
— «Вера ис транслатор?» — после некоторых мытарств под сенью задубелого на морозе фартука, жестью болтавшегося на швабре, обратился взыскующий разъяснений турист к импозантной леди в меховой шубе до пят, которая, судя по наряду, то ли в оперу собралась, то ли на поход в оперу зарабатывала.
— Ишь, губешки раскатал — Верку ему подавай, транссексуал хренов! Хотя, если на бабульки раскрутишься, то можно устроить. Лопатничек у тебя мелькал вроде как прикидистый, солидный. А в торбе коверной что? Показывай, чем богат? Ну-ка, ну-ка. — Представительница некогда интригующего мира, а ныне — тривиально-ординарной профессии надломила пуще прежнего треснувшую клавиатурку и потрясла в воздухе.
— Должно, неможенные товар вытрясли. Чем, бедолага, пробавлялся? Золотишком? Порошочком ли?
— Что, созрел, голуба? Везет же тебе! Которого уж цепляешь! — Подлетели как мошки на конечный продукт человеческой жизнедеятельности несколько тоже некогда импозанток, причем одна, не смотря на старательно подведенные разномастными карандашами черты пронзительного лица, с грубыми губами и басистым голосом.
— Да вот клиентик на Верку запал. Ничего, говорит, не пожалею, а самого неможня чуть ни до нага вытрясла — порошку пригоршней пять да золотишко!