— В самом, что ли, деле, загнать последнее? — Тут уж не до покоя, не до утоления жажды, когда за оконцем металл бряцает, на слух — чуть ни полновесными червонными. Сделал страж добрый глоток — перезвон чистогана в ушах, вроде как, даже усилился и ну подначивать на непродуманные действия.
— Деньжат загрести, пока начальник в башенной вежи с доброволкой, энтузиасткой караульного дела, дрыхнет, умаявшись? — Алчность все настойчивей, а потом и настоятельней подталкивала к опрометчивости, но караульщик — не простак, сиюминутному соблазну не поддавался. — Наваляют же потом, ох, наваляю-ют…
— Бух-бух-бух! — двинули в ворота как тараном, пуще прежнего — даже ужратый напарник в углу заворочался, запричмокивал слюнявыми сусалами.
— А почему бы нет? И из кувшина первачок выкушать могутно, чай, не графья спозаранку-то ломятся. Ну, а что наваляют, так то — не сейчас, да неизвестно кому от кого больше достанется…
Прародина всего живого, в том числе неблагодарного стражника — вода заботливо подернулась аппетитной по утрянке-то ледяной корочкой, но была из кувшина с пренебрежением выплеснута, а керамическое вместилище нагло занял несравненно более циничный, зато менее щадящий пьющие организмы напиток. Остатки сивухи караульщик по-братски разделил с пребывающем в тяжком, сонном забытье напарником: наскоро отхлебнул, сколько влезло — остальным попрыскал на приятеля для пущего запаху. А, почитай, опорожненную четверть с не растревоженным глотательными потрясениями, стойким, мелового цвета осадком заботливо сунул дрыхнувшему в теплые объятия. Приятель, хоть чего-нибудь стиснув, от накативших сладкой волной эротично-алкогольной направленности сновидений пуще прежнего принялся причмокивать слюнными выделениями.
Чего с пропойцы взять? Выдул и выдул себе, хоть кол на голове или на другом телесном органе теши — выдутого не воротишь. — Караульщик остался весьма доволен проявленной сметкой и поспешил обслужить настойчивых, при деньгах, стало быть, клиентов.
— Принимайте выпивон, люди достальные, покоя с вами нету да никакого уважения к фортификационным учреждениям. Официально патентованная торговлишка лишь ночная, а вовсе не утрешняя, так что за неурочное обслуживание не грех накинуть другой, третий двугривенный, — не преминул торгаш набить цену. — Разницу усекли? Вот и гоните рубленый без разговору, а за гнилую полушку продажа только в нощи, в свою тару да навынос. Ясно?
— Ай да молодцы! Лихо гостей привечают, только, видно, хлебосольство, как традиция, отмирает окончательно — надо будет Этнографический отдел проинформировать. Итак, что же преподносят вместо хлеба-соли? — Придирчиво принюхался один из гостей незваных к поднесенному, тогда как другой, видом порешительней, пригубил, сполоснул рот и выплюнул.