Эрик кивнул, сосредоточился. Хоть бы с первого раза получилось, еще не хватало опозориться перед этими.
– Да ладно?! – удивилась Ингрид.
Альмод кивнул.
– Любимчик Лейва, значит… – протянула она.
– Хватит! – не выдержал Эрик. – Я не виноват, что у меня есть мозги!
Плетение, конечно же, сорвалось. Он ругнулся, начал сначала.
– Ингрид, присмотри за Фроди, – сказал Альмод. – Мы вдвоем разберемся.
Твари сыпались. И сыпались.
– Как долго это длится обычно? – спросил Эрик.
– По-разному. Когда пару минут. Когда час. Однажды – сутки, и мы уже думали, что не удержим.
– А как узнать?
– Никак. – Альмод помолчал. – Держать это куда проще, чем огонь. Знать бы раньше…
Он дернул щекой, словно вспомнив что-то неприятное. Эрик любопытствовать не стал. Так и молчали, пока что-то неуловимое в мироздании снова не изменилось и поток не иссяк.
Альмод удовлетворенно кивнул:
– Ингрид, давай к старосте. Кроме платы пусть выделит избу и пришлет кого-нибудь с носилками.
Эрик огляделся: черные поля, лес примерно в полулиге. Дома у горизонта. Надо же… Впрочем, он слышал, что прорывы всегда бывают недалеко от жилых мест. Словно тварям мало силы самого мира, подавай силу разумных.
Девушка помедлила:
– Нас не должны были звать, пока не привели четвертого.
– Да. – В голосе Альмода прозвучало раздражение, словно она говорила о чем-то очевидном. – Узнаю, кто пророчил, – голову откручу.
– Если не случайная ошибка.
– Это я тоже узнаю. Иди, сейчас все равно ничего не исправить.
Девушка, кивнув, направилась к деревне.
– А ты давай сюда, кое-что покажу.
Альмод снова опустился рядом с Фроди, Эрик присел рядом. Оказывается, тот был не только жив, но и в сознании. Процедил сквозь стиснутые зубы:
– Подопытную крыску нашел?
– А как же.
На то, что осталось от спины, смотреть было жутко – алое, сочащееся сукровицей месиво, темно-багровые струпья, кость… «Край лопатки», – определил Эрик, прежде чем успел ужаснуться. Нельзя же смотреть на живого человека как на экспонат анатомического театра?..
Или можно? Лицо и голос Альмода были абсолютно спокойными.
– Вот здесь, здесь и здесь, – показал он. – Не успел сжечь, твари ушли в ткани.
Эрик кивнул. Узкие глубокие раны, словно оставленные стилетом. «Нет, – поправил он себя, – от стилета рана походит на щель, а здесь словно проткнули металлическим прутом, смазанным чем-то едким, вроде крепкого купоросного масла». Струп вокруг раны был заметен, даже несмотря на ожоги и алую сукровицу.
Творец милосердный, о чем он вообще?!
– Попадая в живое, тварь начинает делиться. Примерно раз в полминуты…
Через минуту – четыре, прикинул Эрик. Через пять – больше тысячи.