– Да кто ж знал, что вы под самой дверью палаты моете!
– Хотелось бы тишины, – мягко попросила Лера. – Зоя Ивановна, не сердитесь, с каждым может случиться. Рита, собери осколки, надо быстренько протереть пол, а то мы все ошалеем от этого запаха.
Рита, обрадовавшись подмоге, принялась шустро собирать битое стекло в пустой лоток. Старуха, ворча себе под нос, присоединилась к ней.
Лера прикрыла дверь и вернулась к последней карте. Так, некто Шаповалов, Андрей Васильевич. Ну, что там у него? Она, стараясь оставаться совершенно равнодушной, раскрыла титульный лист, прочитала в сто первый раз все исходные данные Андрея, которые давно выучила наизусть.
Что ж, сегодняшний осмотр показал: состояние больного медленно стабилизируется. Если так пойдет дальше, то через месяц он будет себя чувствовать так же, как до приступа – когда она, Лера, по ошибке выписала ему лекарство, которое категорически противопоказано астматикам. Боже мой, как же она могла это сделать?
Ей вдруг захотелось взглянуть на ту свою запись – неудержимо, как тянет преступника посетить место преступления. Она поколебалась мгновение, а затем открыла нужную страницу.
Вот оно. Лера отчетливо вспомнила, как писала эти строчки, изнемогая от счастья и усталости, как прыгали у нее перед глазами буквы и цифры, путался русский и латинский шрифты. А вот и само назначение – черным по белому выведено название препарата, его дозировка. Смертельный приговор тому, кого она так любила. Как она умудрилась вписать его сюда? Очевидно, перепутала карту Андрея с картой сердечницы из седьмой палаты. Той как раз был прописан обзидан.
Лера тяжело вздохнула и хотела было перевернуть страницу, но что-то остановило ее, заставив сердце учащенно забиться. Она лихорадочным движением придвинула лампу почти вплотную и снова уставилась в латинские буквы, выведенные ее круглым, аккуратным, несмотря на спешку, почерком. Кажется, слишком аккуратным. Да, так и есть! Она не ошибается: на фоне остальной страницы название лекарства и дозировка выделяются каллиграфической правильностью написания. У Леры с детства был красивый почерк – мать не одну страницу из тетради заставила ее вырвать и переписать, пока не добилась, чтобы дочь писала буквы ровнехонько, как по прописи. Но в тот вечер Лере было не до каллиграфии, она это точно помнит. Буквы на странице слегка косят, разбегаются в разные стороны. Все, кроме этих, несущих в себе гибель. И написаны они тесно-тесно друг к дружке, точно прижались, сплотились в своем стремлении погубить человека.
Эти буквы явно вписали позднее! Их не было в истории болезни, она, Лера, не назначала Андрею препарат, не совершала ужасной врачебной ошибки!