Объясняться сейчас Михаилу не хотелось. Полина насмешлива, зла на язык и, конечно, вмешается. Своего мужа Василия она держала строго и при случае любила показывать свою власть над ним. Приходилось Михаилу по-родственному встречаться с Саркиными за одним столом. Видел, что стоит Полине прикрикнуть: «Василий!», как большеголовый и солидный Василий Иванович оставлял недопитой рюмку или прекращал неподходящий, по мнению супруженницы, разговор. Возможно, так получалось оттого, что Василий Иванович значительно старше Полины и где-то у него были жена, с которой он развелся, и ребенок. И все равно его покорность Михаилу не нравилась. Муж и жена должны быть на равных — нечего показывать свою власть друг над другом. Галю он уже несколько раз предупреждал: «Я тебе не Василий Иванович, а ты не Полина — чего с них пример берешь?..»
Василия Ивановича нет дома — уехал с отчетом в лесхоз. Жаль, он непременно помог бы вывернуться из неудобного положения…
Сестры похожи. Полина лет на пять старше Гали. Ростом она повыше, и лицо у ней сухое, острое. Теперь оно казалось Михаилу большеротым, некрасивым и злым. Раньше он как-то не особенно замечал внешнее сходство сестер, а сейчас подумал об этом с непонятным раздражением, но надо было сдерживать себя, и он сказал деланно веселым голосом:
— Пошли, Галка, домой! Нечего людей смешить!
Галя еще ниже склонила голову, перелистнула страницу и продолжала молчать.
Шторы с окон были сняты, и по темным оголенным стеклам дождь с ветром секли, как голым веником.
Полина управилась с бельем и принялась гладить тюлевые занавески. Стол под ее утюгом заскрипел еще громче. Михаилу показалось, что в плотно сложенных губах Полины притаилось злорадство.
«Дура ты дура — помочь нам надо, а не мешать!» — с негодованием подумал он и попытался поймать ее взгляд, а когда это удалось, выразительно показал ей взглядом на дверь.
Напрасная надежда — Полина ему не помощник.
— Попрусь я в такой дождь из своей квартиры! Тоже надумал!.. — насмешливо сказала она. — Надо бы дома наговариваться! Время-то было!..
Михаил кинулся в двери. Позабыв их высоту, больно ударился головой о притолоку и, выбегая, услыхал приглушенный смех.
На улице дождь, мелкий и спорый, дырявил последние остатки снега, шлифуя и без того скользкую дорожную наледь. Михаил накинул пристегнутый к куртке капюшон, затянул у шеи шнурок. Домой в пустую избу идти не хотелось, и он направился к мосту, в ту сторону, где жил дед Щеглов. Неудержимо потянуло к Вере. Захотелось снова увидеть ее, поговорить.
«С ней бы так не вышло… Могла бы понять или хотя бы выслушать. А тут что? Что же теперь — ползком извиваться или на коленках стоять?!» — ожесточенно думал он и поймал себя на том, что больше всего рассердился на Полину.