– Тогда, кто ты? – спросил Мишка.
– Дворник я тутошний! – испуганно сказал бородач.
Действительно, поверх одежды на нём был фартук, какие часто носили дворники. Вот только это ещё ничего не значило.
Я схватил его за волосы и заставил приподнять голову, чтобы показать лицо Чалому. – Знаешь его?
– Знаю. Он не врёт – дворник это местный.
Я не собирался сдаваться, правда, волосы отпустил.
– Зачем пришёл?
– Мужик один попросил… такой мелкий, плюгавый, в пиджачке. Денег мне дал.
– Зачем?
– Сказал, что у него тут симпатия живёт, а у той – супруг ревнивый, мочи нет. Просил, чтобы я, значит, заглянул на квартеру как бы промежду прочим и посмотрел – дома тот али нет.
Меня осенила страшная догадка.
– Ёкарный бабай! – Я бросил дворника, кинулся к двери, распахнул её и увидел спину убегающего к выходу из барака человека в пиджаке.
– За мной, Мишка! – крикнул я и припустил что было сил.
Мы ринулись за бандитом, который так ловко перехитрил нас. Сукин сын подстраховался, пустив впереди себя случайного человека. Эх, если бы у нас было больше времени, если бы мы успели подготовиться…
Я ударил дверь барака плечом, едва не вышиб её, и, попав на крыльцо, слегка растерялся: мы снова оказались посреди искусственного моря из свежевыстиранного белья.
Чуть слева послышался недовольной крик какой-то женщины:
– Ты чего несёшься как оглашенный!
Не сговариваясь, полетели на крик и получили на свои головы щедрые порции брани от той, что только что ругала бандита.
Несмотря на малый рост, бегал тот не хуже заправского спринтера. Ещё немного и стало ясно – уйдёт!
Я потянулся за револьвером. Терять гада было нельзя, поэтому пришлось идти на крайние меры. Может, удастся попасть в ногу? Я не снайпер, но порой приходит пора, когда хочешь-не хочешь, но открываешь в себе новые возможности.
Михаил думал одинаково со мной. Он остановился и, взяв беглеца на прицел, нажал на спусковой крючок.
Грянул выстрел. Тип в пиджачке по инерции пробежал ещё несколько шагов, потом запнулся и упал.
Мы бросились к нему. Я подбежал первым, увидел выступающее красное пятно на спине. Миша не промахнулся, но это был тот случай, когда для всех было бы лучше, если бы он промазал.
Я потрогал жилку на шее. Она не пульсировала.
Хотелось завыть или со всей дури въехать кулаком по каменной кладке стены. Только это бы не помогло.
Бандит был мертвее мёртвого. Ниточка, которая могла привести нас к похищенной девочке, оборвалась с его смертью. Винить можно было кого угодно, хоть себя.
– Ну как? – спросил запыхавшийся Миша.
Он стоял, согнувшись, держась руками за коленки. Его грудь вздымалась и опускалась. – Наповал, Миша. Наповал, – с горечью произнёс я.