— Я сейчас приду, — говорю я Вере и спешу в туалет.
Мне ужасно хочется поскорее вымыть руки с самым едким хозяйственным мылом. Вдруг, где-то там, в линиях на ладони, еще остался пот с липких ладоней этого извращенца. Выходит, не случайно я чувствовал к нему такую неприязнь. Буду только рад, если ему влепят на полную катушку. Пусть сидит. Там, на зоне, из него быстренько петуха сделают. Я пытаюсь представить, как здоровенный бритоголовый зек с бычьей шеей вгоняет свой член в задницу Юрия Антоновича, но эта картина меня почему-то не радует. Мерзко все это. Мерзко и противно!
А что бы я с ним сделал, дай мне его сейчас? Избил бы до полусмерти? Выбил бы все зубы? Пинал бы по яицам, пока они не превратились в кровавую смятку? Сомневаюсь… Плюнул бы, наверное, ему под ноги и ушел, чтобы никогда больше его не видеть.
Я смотрю на себя в зеркало. Говорят, что у меня тяжелый взгляд. Сейчас, наверное, он стал еще тяжелее. Злость отравляет, как самый страшный яд, впрыснутый под кожу. Черты лица искажаются, кожа темнеет от нахлынувшей крови, нервная дрожь пробегает по всему телу… Сейчас я кажусь себе лет на десять старше. А может я просто давно не обращал внимания на свою внешность? Посмотришь вот так на себя в зеркало и понимаешь, что ты уже не юноша, а мужчина «за тридцать». Ладно я, но каково самовлюбленным женщинам сознавать, что морщинки уже никогда не разгладятся, а кожа навсегда утратила былую свежесть?
Я умываю руки, потом открываю кран с холодной водой на полную мощь и, когда она становится ледяной, споласкиваю лицо.
В приемной Хосэ Мануэля на низеньком стеклянном столике меня уже ждет белая чашка с дымящимся кофе. Рядом открытая коробка конфет. Из пластмассовых ячеек кое-где еще выглядывают узорчатые шоколадные спинки. Аромат кофе смешивается в воздухе с запахом шоколада и действует успокаивающе.
— А ты не будешь? — киваю я в сторону столика.
— Нет, я уже напилась, — Вера одаривает меня своей светлой улыбкой, — Извини, что сахара нет. Только конфеты.
— С конфетами даже лучше.
Я осторожно беру чашку за тонюсенькую ручку и пробую отхлебнуть. Кофе еще очень горячий, лучше не спешить.
— Так уже точно известно, что это Юрий Антонович?
Я вспоминаю свой незарегистрированный охотничий нож с кровопуском, которым я вооружился в тот вечер для поисков насильника, и понимаю, что попадись я тогда милицейскому наряду, то и меня бы однозначно записали в маньяки. Может быть, и Юрий Антонович случайно оказался не в то время, не в том месте?
— Да нет, вряд ли, — вздыхает Вера, — Прямо на месте преступления схватили и свидетели имеются.