Русское тысячелетие (Цветков) - страница 183

Конечно, к осуществлению этого плана не было сделано никаких приготовлений. Тем не менее, это писалось искренне, в мечтательном чаянии этой утешительной иллюзии.

Впоследствии лицо Александра ещё не раз оросится слезами — в частных беседах и на публике. Но не следует обманываться: за сентиментальными вздохами и потоками слез не скрывались ни мягкосердечие, ни тем более дряблость воли. Александр ни разу не усомнился в своём праве ради государственной пользы распоряжаться жизнью своих «сограждан». Так, все разговоры о вреде военных поселений он оборвёт жестокой фразой: «Они будут во что бы то ни стало, хотя бы пришлось уложить трупами дорогу от Петербурга до Чудова». И по крайней мере часть этого расстояния действительно была вымощена означенным материалом. Однако этот и несколько других примеров жестокости, которые история числит за Александром, не могут опровергнуть того факта, что расчётливая бесчеловечность была ему чужда. Гораздо чаще в подобных случаях он старался услышать голос совести, и его знаменитое «Не мне карать», сказанное в ответ на представленный генерал-адъютантом Васильчиковым доклад о тайных обществах, полностью разоблачающий заговорщиков, тому порука.

Что до пресловутой слабости воли Александра или даже полного её отсутствия, о чем так много писали мемуаристы и историки, то это не более, чем обман зрения, причиной которого была необыкновенно развитая осторожность, выработанная им за годы придворной жизни. В семейном кругу его не зря называли кротким упрямцем. Тот, кто был обманут мягкой обходительностью и уклончивостью Александра, обыкновенно очень быстро получал возможность почувствовать стальной костяк его характера. Как заметил шведский посланник Стединг: «Если его трудно было в чем-нибудь убедить, то ещё труднее заставить отказаться от мысли, которая однажды в нём превозобладала». Конечно, Александр не мог сказать вместе с Наполеоном: «Я не принимаю ничьих условий». Напротив, ему слишком часто приходилось под давлением обстоятельств брать на себя стесняющие обязательства. Зато он мог с полным правом заявить, что, в конце концов, отбросил все навязанные ему условия.

По замечанию одного из придворных педагогов, генерал-майора А. Я. Протасова, Александр ещё в юности усвоил несколько правил, которым неуклонно следовал всю жизнь: рано вставать, быстро одеваться, соблюдать умеренность в еде и питье, быть ласковым с людьми, не позволяя, впрочем, им фамильярности, никогда не говорить с окружающими о своих горестях и неудачах, постоянно работать над собою, развивая свои познания.