Последнее качество было тем более полезно, что образование Александра вышло скорее блестящим, чем основательным. Преподавание Лагарпа и Муравьева не давало ему ни точного научного знания, ни даже привычки к умственной работе — то были, скорее, художественные сеансы артистов от педагогики. Несмотря на все хлопоты царственной бабки (а может быть, именно благодаря ему), в его воспитании и образовании был допущен заметный пробел. Было сделано все, чтобы затруднить его знакомство с действительностью.
А между тем отец и бабка предъявляли на него свои права, навязывая ему выбор между Эрмитажем и Гатчиной, то есть требовали от него того, что противоречило всему его предыдущему воспитанию — определить свои отношения с действительностью. Александр смолоду привык жить на две жизни. Командуя одним из гатчинских батальонов, великий князь каждую пятницу с шести утра изучал жёсткие, бесцеремонные казарменные нравы. А возвращаясь вечером в столицу, он сбрасывал забрызганную грязью гатчинскую форму, над которой в Зимнем потешались, как могли, и в модном светском костюме являлся в Эрмитаж, где вокруг императрицы собиралось самое изысканное общество, умевшее говорить о самом скандальном деле с отменным остроумием и не выходя из границ благопристойности. Этот внезапный переход из одного мира в другой ни на минуту не затруднял его: от казарменного непечатного лексикона он с лёгкостью переходил к изящным французским каламбурам.
В гатчинском дворце тоже было своё остроумие и своё злословие. Павел Петрович открыто осуждал правление матери, называя его узурпацией, и при всяком удобном случае пенял Александру его свободомыслием. И, случалось, что тем же вечером Екатерина II рассуждала с Александром о правах человека, читала ему французскую конституцию, комментируя отдельные статьи, и разъясняла причины революции.
Как ни старалась Екатерина уберечь внука от влияния Павла, в одном отношении Александр получился вылитой копией своего отца. Восторженный поклонник просветительной философии вырос страстным любителем фронта. Его отличало дотошное внимание к мелочам военного быта, хотя и совсем иного рода, чем у Наполеона. Александр был большой ценитель военной эстетики, что, впрочем, было вполне в духе той эпохи. Требования, предъявляемые им к армии, заключались, прежде всего, в безукоризненном внешнем виде солдат и офицеров, чёткости строевых линий, безупречном выполнении военных упражнений. В этом он не терпел никаких отклонений от устава. Одно из первых его распоряжений по армии после вступления на престол касалось маршировки, во время которой предписывалось делать шаг в один аршин и таким шагом по 75 шагов в минуту, а скорым по 120.