Потому что за законами войны стоит отнюдь не гуманизм. Те, кто предостерегали от ненужной жестокости, не были наивными дурачками.
Они просто умели видеть дальше, чем на шаг вперед.
Пали дворцовые врата, и войска повстанцев хлынули внутрь. Часть дворцовой стражи и придворных еще пытались организовать какое-то сопротивление, но их усилия были едва заметны. Хади, рвавшийся в бой впереди всех, мог бы раскидать их в одиночку. Против ярости последнего из Железного Легиона, против шквального огня автоматических винтовок они были бессильны.
Постепенно сопротивление сходило на него. Все чаще обитатели дворца сдавались без боя. Как ни смешно, это замедляло продвижение гораздо сильнее, чем бои: приходилось следить, чтобы оставленные в живых люди не ударили в спину. И все-таки идея просто добивать их, и дело с концом, не звучала ни разу.
Медленно, но верно отряд продвигался по коридорам дворца. И хоть препятствий становилось все меньше, нервничали бойцы все больше. Потому что очень скоро предстоял самый тяжелый бой.
Последний и решающий бой с Первым Адептом Ильмадики, королем Идаволла Амброусом Первым.
Молчание Ильмадики убивало, раздирало в клочья последние остатки рассудка. Почему-то Амброусу казалось, что стоит ему уничтожить предателя, и Владычица немедленно свяжется с ним. Скажет, что верила в него и что видела его победу. Но этого не происходило.
Этого не происходило!
Король стоял на краю крыши и смотрел на расстилавшийся у его ног пылающий город. Город, созданный его отцом. Город лжи и обмана, лицемерных ценностей Послезакатной цивилизации, город, который должен сгореть, чтобы на его пепле возродился мир Владык!
Вот небесная повозка, построенная Килианом по краденным технологиям, пытается остановить пожар. Амброус чуть улыбнулся. Его чутье обострилось до предела из-за переполнявшей его силы, и он отсюда чувствовал исходившую от дирижабля знакомую энергию. Иоланта. Женщина, сорвавшая ему столько планов. Та, кто забрала его жену. Та, кто убила его отца.
Она заплатит за все!
Крошился и ломался камень, когда повинуясь древнему волшебству, на свет Божий вырывались металлические стержни, использовавшиеся для скрепления стен дворца в те давние времена, когда первые идаволльцы еще не забыли Дозакатные знания архитектуры. Мельком Амброус почувствовал сожаление. И от разрушения дворца своих предков, который уже не выйдет восстановить в прежнем виде. И от того, что Ильмадика в таких случаях использовала мечи. Несмотря ни на что, собственная магия казалась Первому Адепту неуклюжей, грубой и неотесанной.