– То, что я собираюсь сказать, то, что я собираюсь вам предложить, не займет много времени, – говорит незнакомец. – Но мне нужно, чтобы вы слушали очень внимательно.
Уинстон, словно плывущий в густом тумане, кивает.
– Мы с коллегами знаем, что вы – человек очень богатый, мистер Уинстон. Но, как вам, безусловно, известно, достояние человека измеряется не только его богатством. – Он наклоняется ближе; так близко, что Уинстон ощущает его дыхание у себя на щеке. Глаза Уинстона, и без того распахнутые до предела, распахиваются еще шире. – Власть. Контроль. Территории. Есть и другие миры кроме этого. Много миров. Один из этих миров может стать вашим. Подумайте, мистер Уинстон. Вы будете править миром. Не компанией, даже не континентом, а целым миром. Причем целую вечность.
Жужжащий гул в голове Уинстона почти затих. Теперь он слышит что-то другое: далекий плеск волн, бьющих о каменистый берег. Ему нравится эта мысль – править миром. Да и кому бы она не понравилась? Полный бред, разумеется. Так не бывает. Но было бы здорово. Очень здорово. Он представляет себя в замке на морском берегу… слушает, как волны бьются о берег… тысяча человек низко кланяются при его появлении… черт возьми, десять тысяч! Как поется в той песне «Beach Boys», это было бы славно.
– От вас нам нужно только одно: определенный предмет. В данный момент им владеет женщина по имени Гвендолин Питерсон…
– Сенатор Питерсон?
– Она самая. Мы могли бы попробовать забрать его сами – и мы пытались забрать его сами, – но Башня крепка.
– Какая башня? – спрашивает Уинстон и не узнает собственный голос.
– Единственная, что имеет значение. – Красавец блондин кладет руку Уинстону на колено. Уинстон содрогается от наслаждения. Возможно, он все-таки гей – по крайней мере, в присутствии этого парня. – У Гвендолин Питерсон есть то, что нам нужно, чтобы разрушить Башню. Вам необходимо найти эту вещь и передать ее нам. Ваше огромное богатство и политическое влияние предполагают, что вы однозначно подходите для выполнения этой задачи.
– Вы сумасшедший.
В голове Уинстона шумит морской прибой.
– Закройте глаза, – велит Бобби.
Уинстон совершенно беспомощен, он не может противиться этому человеку. Он как будто загипнотизирован. Как только он закрывает глаза, в ноздри бьет запах соли, на лице ощущается прикосновение прохладного ветерка. Соленый вкус тает на языке – это морская соль! Шум прибоя становится громче, но теперь он звучит не только у Уинстона в голове; теперь он повсюду. Где-то в вышине кричит птица – кажется, чайка, – и ей отвечают другие птицы.