– Это точно, – говорит Гвенди.
– В общем, я просто хотел извиниться, что так на вас наседал. Это не мое дело, что там у вас в чемоданчике, и мне не следовало говорить то, что я говорил.
Гвенди не верит своим ушам. Не так давно она размышляла, существует ли в лексиконе Гарета Уинстона слово «спасибо». Она без раздумий поставила бы свой последний доллар на то, что ему вообще неизвестны слова «извиниться» и «прошу прощения». И теперь она приятно удивлена.
– Извинения приняты.
– У человека с такими деньгами, как у меня, иногда возникают дурные привычки. Например, ты уверен, что все должно быть по-твоему. Я над этим работаю.
– Я знаю многих людей в Вашингтоне, которым тоже не помешало бы поработать над этой проблемой. Причем их банковский счет даже близко не сравнится с вашим.
Уинстон смеется.
– Спасибо, что приняли мои извинения. Ладно, не буду вас отвлекать от… – Он указывает рукой на дверь туалета. – Ну, в общем, вы поняли.
Гвенди улыбается – этот новый, исправляющийся Гарет Уинстон нравится ей гораздо больше – и протягивает ему руку.
– Спасибо, вы очень добры.
Уинстон пожимает ей руку.
Он вдруг становится очень четким, очень ярким и как бы полностью сфокусированным, словно его подсветили изнутри, и все остальное вокруг него стремительно отодвигается куда-то вдаль. Уже потом, осмысляя случившееся, Гвенди вспомнит, что нечто подобное произошло, когда пульт управления оказался в ее владении во второй раз: она проникла в мысли психопата-маньяка, которого в местной газете Касл-Рока называли Зубной Феей. И когда ее давняя подруга Шарлотта Морган прочла ее мысли о пирамиде Хеопса.
Хотя Гарет Уинстон по-прежнему улыбается, внутри у него нет улыбки. Он никогда не улыбается внутри. Но он влюблен. Мужчина, в которого он влюблен, сидит за рулем автомобиля. Гарет – на пассажирском сиденье – глядит на него. Может быть, это невежливо – так разглядывать человека, но Гарет не в силах оторвать взгляд от такого прекрасного лица. Гарет считает, что это лицо белокурого ангела. Он отдал бы все, что имеет, лишь бы белокурый ангел позволил ему себя поцеловать.
Только в этой вспышке – она длится секунды две, максимум четыре – Гвенди видит водителя таким, какой он на самом деле. Его подлинное лицо – старое, изможденное и гниет изнутри. Глаза мутные от катаракты. Нижняя губа, потерявшая всю упругость, отвисает настолько, что видны черные зубы. У Гвенди мелькает ужасная мысль, что в скором времени Ричард Фаррис будет выглядеть точно так же.
Машина большая. И старая. Огромный зеленый капот – такой ослепительно-яркий, что на него больно смотреть. Надпись на широченном рулевом колесе…