С администрацией тюрьмы и обслуживающим персоналом вел себя корректно, установленных правил режима содержания не нарушал.
За хорошее поведение и добросовестное отношение к труду СУДОПЛАТОВ имеет четыре поощрения, приказами начальника тюрьмы ему было предоставлено право на внеочередное свидание с родственниками и трижды разрешалось получать внеочередную посылку.
Враждебных, политически вредных проявлений и суждений со стороны СУДОПЛАТОВА за период содержания в тюрьме не было.
К оценке своего преступного прошлого СУДОПЛАТОВ подходит с узко субъективных позиций: считает себя необоснованно осужденным, аргументируя это тем, что враждебных устремлений против Советского государства он никогда не имел».
Однако освобождение Судоплатова не состоялось. 19 декабря 1966 года председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. В. Подгорный отклонил ходатайство о его помиловании. Узник остался во Владимирском централе еще на полтора года.
21 августа 1968 года, в день вторжения войск Варшавского договора в Чехословакию, Павел Анатольевич Судоплатов вышел на свободу. Ему выдали его швейцарские часы-хронометр (они все еще ходили) и на 80 тысяч рублей облигаций государственного займа, изъятых из сейфа при обыске кабинета. Кстати, в 1975 году Судоплатов получил по ним деньги, сумма была солидной — восемь тысяч рублей.
Вот как один из сыновей Судоплатова рассказывал о выходе отца из тюрьмы: «Мы с мамой приехали во Владимир. Дядя Саша (муж маминой сестры) Комельков, заместитель начальника ГАИ Владимирской области, завел свою “Победу”, и мы на ней поехали к тюрьме.
Ждали около часа. Отец показался в главных дверях улыбающийся, кто-то сзади нес его немудреный багаж узника: вещи, письма за десять лет.
Во всех окнах главного корпуса были видны лица сотрудников.
Мы сели в “Победу” и поехали через город к Владимирскому шоссе.
Мы выехали за город и быстро погнали к Москве.
Отец ехал молча, иногда повторял, глядя на убегающие осенние красоты природы: “Как красиво, как красиво!”
Для него начавшаяся свобода была как второе рождение. Чувствовалось, что он очень взволнован, но это чувство было глубоко запрятано в нем.
Через три часа мы были уже в Москве».
«Когда я вернулся из тюрьмы, — рассказывал Павел Анатольевич, — наша квартира заполнилась родственниками. Мне все казалось сном. Свобода — это такая радость, но я с трудом мог спать — привык, чтобы всю ночь горел свет. Ходил по квартире и держал руки за спиной, как требовалось во время прогулок в тюремном дворе. Перейти улицу… Это уже была целая проблема, ведь после пятнадцати лет пребывания в тесной камере открывавшееся пространство казалось огромным и опасным».