— Как ты себя чувствуешь? — спросил наш начальник.
— Отлично! Я всегда себя чувствую отлично.
Он усмехнулся и отпил из стакана. Причмокнул. Он любит виски со слегка гниловатым привкусом торфа. И презирает меня за то, что я люблю что-то попроще.
— Ты какой-то одутловатый. Дышишь в сторону. Пил?
Мне удобно держаться однажды выбранной легенды: я пьяница, которому стать алкоголиком не дает редкое генетическое заболевание — алкоголь не может включиться в метаболизм клеток, так как его не пропускают мембраны моих митохондрий. Это — очевидная чушь, но когда-то мне удалось правдоподобно ее изложить — психологи, как и все мистики, трепещут перед естественными науками, — и коллеги в нее поверили. Как еще раньше поверили в то, что я человек ранимый и могу сорваться из-за совершеннейших мелочей.
— Что тебя расстроило на этот раз?
— С чего ты взял?
— В среду ты сказался больным, просил два отгула, в четверг и пятницу, в понедельник мы не могли тебя найти целый день, сегодня, во вторник, искали с самого утра. Я подумал — ты решил расслабиться. Кстати, — он сделал еще один, шумный глоток — почему себе не налил? Не желаешь? Предпочитаешь, чтобы я поухаживал?
— Нет… А вообще — давай!
Ранимый должен всегда колебаться. Быть эгоистичным, чуть нагловатым, а нерешительность выставлять в качестве защитного механизма. Для того чтобы избежать болезненных уколов, ему следует осматривать каждую возможность по многу раз. Научиться этому просто. Надо только захотеть.
Он наливает на два пальца, у него пальцы тонкие, нежные, он в жизни ничего тяжелее авторучки в руках не держал.
Я делаю маленький глоток, ставлю стакан на стол. Невротический страх можно уподобить короткому одеялу: как ни укрывайся, какая-то часть тела — наружу. Наш начальник всегда укрыт коротким одеялом. Он толкает папку ко мне.
— Тут вот такое дело, — он привстал, протянул руку, взял папку с рабочего стола. Опыт подсказывает: чем тоньше папка, тем серьезнее ее содержимое и тем тяжелее придется. Я не спешу открывать папку. Чувствую: в этой нечто совершенно особенное. Так и оказывается.
В папке всего несколько листков. По диагонали проглядываю первый, смотрю на второй, возвращаюсь к первому. Потом прочитываю второй, заглядываю в третий. Можно листать и дальше, но уже понятно, что за долгие годы работы в Управлении экстренной психологической помощи при чрезвычайных ситуациях я ни с чем подобным не сталкивался: такого, чтобы жители небольшого старинного городка поверили во встающего из могилы покойника, в то, что он расхаживает по улицам, такого я еще не встречал, но ощущал, что все к этому идет. Это должно было произойти! Мне непросто скрыть тяжелый, на грани ужаса восторг. Я еще раз перелистываю несчастные листочки. От них веет угрозой.