У Билала новый спазм, и его в третий раз выворачивает наизнанку. Каждый мускул его худенького тельца напряжен в попытке избавиться от терзающей его боли. На этот раз лишь розовая мокрота с ниточками свежей красной крови. Дано прижимает к своей груди стиснутые кулачки брата, чтобы тот ощутил биение его сердца, но он видит, что силы малыша тают.
– Прости меня, Билал, – шепчет он. – Я люблю тебя. Только поэтому я делаю это.
Дано удается высвободить одну руку, не уронив при этом брата, и он кладет ее на лицо Билала. Большим и указательным пальцами зажимает ему нос и нежно, но решительно закрывает своей ладонью рот малыша.
Сперва ничего не происходит. Грудная клетка брата продолжает подниматься и опускаться, но через пять или шесть секунд он резко дергает головой, словно этого усилия достаточно, чтобы высвободиться. Дано всхлипывает, по его лицу текут слезы и падают на мокрые от пота, спутанные волосы Билала. На всякий случай он отходит еще дальше от матери, чтобы та ничего не поняла. Дано встает позади колонны и съезжает по ней вниз, что-то крича, вопя и напевая в крохотное ушко брата. Отказываясь уступить зову любви в своей груди, который просит не делать этого.
Но вскоре все заканчивается. Маленькое тельце обмякает в руках Дано и остается лежать неподвижно.
Какое-то время Дано продолжает сидеть за колонной. Теперь, когда Билал больше не кричит, тишина на станции кажется просто невыносимой. Порой до него доносится звук автомобильного мотора, но движение на мосту почти прекратилось, да и сирен тоже больше не слышно.
Он вытирает следы рвоты на лице брата. Сначала рукой, потом подолом своей футболки. После чего пытается стереть кровь и рвоту с колонны и бетона под ногами.
Он поднимается и на дрожащих ногах идет обратно к маме, которая лежит неподвижно, словно уже…
– Мама?
Сначала ему кажется, что она его не слышит. Наверное, она слишком устала, думает он, но потом на мамином лице появляется слабая улыбка.
– Мой дорогой Да… – шепчет она.
– Мне удалось уложить его спать. – Дано старается, чтобы его голос звучал спокойно и не срывался. – Я убаюкал его, как ты всегда это делаешь.
Ему кажется, что дыхание матери стало еще более прерывистым. Ее снова рвет. Темная, почти черная кровь. Дано отворачивается.
– Ты должен уходить, – шепчет она. – Ты… помнишь… адрес? И номер?
Он кивает:
– Да. Но, мама…
– Может быть… брат твоего отца… может быть, он… – Она заходится в новом приступе кашля. – Постарайся.
Он молчит. Пытается собраться с мыслями.
– Я обещаю.
– Положи Билала мне на грудь, – просит она. – Я хочу… Я хочу, чтобы он был со мной.