И все же в центре внимания гостей в этот день были не промысловые нововведения, а электричка, и Шамси, узнав, что она в эти дни пущена в ход, понял, что именно новую электричку имел в виду Газанфар, говоря, что сейчас на промыслах в некотором роде праздник… Праздник? Шамси готов был признать, что электричку не сравнить со старой железной дорогой, но и тут не видел оснований, чтоб говорить о ней с оттенком гордости и нежности и считать праздником, едва ли не равным светлому новрузу или курбан-байраму, то, что эта электричка пущена в ход.
— Я читал, что ветка будет продлена до северного берега и свяжет город с прибрежными селениями — Маштаги, Бузовны, Мардакяны, — сказал Арам.
— Жаль, что в Баку нет сейчас Сергея Мироновича, — он бы праздновал вместе с нами! — воскликнул Юнус.
— Он и так с нами, хотя живет и работает в Ленинграде! — ответил Газанфар. — Читали, товарищи, как он приветствует нас? «Горячий братский привет Азербайджану с его пламенным Баку из гранитного города Ленина!»
Долго не умолкала беседа о Кирове — у каждого было о чем вспомнить. Потом снова заговорили об электричке.
Захотелось вставить слово и Шамси.
— Я еще помню те времена, когда здесь не то что электрички, но даже поезда не было! — сказал он.
И Шамси принялся рассказывать, как полвека назад, мальчиком, вроде Балы, не раз бывал он в этих местах, направляясь с отцом в селения на северном берегу полуострова, и как он и отец встречали по дороге дервишей, приходивших сюда поклониться вечным огням Апшерона — Атешга. Сейчас Шамси был готов посмеяться над дервишами-огнепоклонниками: разве не глупо поклоняться огню, когда существует аллах? Но опасаясь, что смех его может быть истолкован как желание подладиться к окружающим, благоразумно промолчал.
— А на чем вы с дедом сюда добирались? — спросил Бала.
— Само собой разумеется, не пешком, а на арбе! Выедем, бывало, утром — приедем к обеду.
— На арбе… — протянул Бала разочарованно.
И в памяти Шамси возникла исхлестанная степной пылью и дождем большеколесная скрипучая арба, переваливавшаяся с одного песчаного холмика на другой, и, невольно сравнив ее с электричкой, Шамси потрепал Балу по плечу и сказал:
— Ты, сынок, во всяком случае, будешь ездить только на электричке!
И вдруг, неожиданно для себя, он и сам проникся к этим свежевыкрашенным, чистеньким вагонам электрички чем-то вроде симпатии и нежности.
За весь вечер Шамси не решился обменяться с Юнусом ни единым словом: идет племянник в гору — еще не ответит своему дяде, помня, наверное, старые обиды, а если и ответит, то, чего доброго, наговорит старику дерзостей.