— Было бы неплохо, если бы они выучили английский, — сказал дед.
Мы с Джейком нередко тяготились этими разговорами, во время которых нам приходилось сидеть молча. Нашего мнения никто не спрашивал, а сами мы встревать не решались. Мать приготовила фаршированную курицу, картофельное пюре и спаржу. Курица оказалась подгоревшая и сухая, подлива комковатая, а спаржа твердая и жесткая, но дедушка остался в восторге. После ужина он увез Лиз домой на своем большом «бьюике». Мать и Ариэль ушли на репетицию «Нью-бременских городских певцов» — вокального ансамбля, созданного матерью два года назад. Они все еще разучивали хорал, который Ариэль сочинила к празднованию Дня Независимости. Отец ушел в свой кабинет в церкви, а мы с Джейком остались мыть посуду — я мыл, Джейк протирал.
— Что нам делать? — спросил Джейк, держа в руках вымытую тарелку, вода с которой капала на старый линолеум.
— С чем?
— С очками Бобби.
— Не знаю.
— Может быть, он их нашел. Знаешь, просто нашел рядом с путями, где сбили Бобби.
— Может быть. Ты поторопись и вытри эту чертову тарелку, а то на пол нальется целое озеро.
Джейк принялся вытирать тарелку.
— Может быть, рассказать кому-нибудь?
— Кому?
— Не знаю. Папе?
— Да, и тогда заодно признаться, что наврали о том, как нашли тело. Ты этого хочешь?
Джейк помрачнел, а потом посмотрел на меня так, будто я был виноват в том тяжелом положении, в котором мы оказались.
— Лучше бы ты сразу сказал правду.
— Эй, это ведь ты ничего не рассказал про дедушку Дэнни. Я просто подыграл тебе. Помнишь?
— Если бы мы сразу ушли, как я хотел, мне бы не пришлось врать.
— Да, хорошо, ты соврал. И что самое забавное, ты при этом не заикался. Как ты думаешь, в чем тут дело?
Джейк поставил вытертую тарелку на стойку и достал из раковины следующую.
— Может быть, расскажем Ариэли?
Я начищал губкой дно сотейника, в котором мать обычно готовила курицу, после чего к нему присыхала подгоревшая кожа.
— У Ариэли и без того полно забот.
Ни у меня, ни у Джейка и в мыслях не было рассказать о произошедшем матери. Она была снедаема пылкими страстями собственной жизни, и в любом случае любимицей ее была Ариэль, иметь же дело с сыновьями она обычно предоставляла отцу.
— А если Гасу? — спросил Джейк.
Я перестал скрести. Гас был неплохим вариантом. В субботу в аптеке Хальдерсона он вел себя странно, но это могло быть из-за пива или по какой-нибудь иной причине. Я с радостью забыл бы те страшные минуты, если б мог. Быть может, прошло достаточно времени, и теперь Гас сумеет дать более дельный совет.
— Хорошо, — сказал я. — Заканчивай скорее, и пойдем к нему.