Теперь, как выяснилось для Ирки, произошла ошибка в среде ушлых знакомых: все приняли сыгранную Светой роль за чистую монету, уверились в ней настолько, насколько хотела того она.
— Светик, — робко позвала Ирка, — как ты вдруг поняла?
— Думаешь, я раньше не знала? А, может, и вдруг… — Света несколько секунд колебалась, потом глухим голосом сказала:
— Люблю я, Ириша.
Ирка в искреннем изумлении вскинула глаза, а Света вскрикнула:
— Ты что удивляешься, я как-никак человек!
— Господи, я ничего! Кто он?!
Та стушевалась от резкого вопроса, медленно ответила:
— Один седой и непонятный человек.
Ирка помолчала, вдумываясь в ее слова, потом пораженно спросила:
— Ты что же, хочешь сказать, что он не…
— Вот именно, — перебила Света, — он не…. - она помолчала. — Не любит он меня.
— Женат?
— Женат.
— Я знаю его, верно?
— Да… — с явной неохотой отозвалась Света.
— Если непонятный… то это… Вадим? — замирая, брякнула та.
— Не пытай меня! Мне и без того муторно, хуже некуда, Ирка! Я никому не нужна. Идти… идти мне некуда…
— Я тоже это чувствую, — внутренне подчиняясь, сказала Ирка, и чувствовалось, что эта мысль ей не чужая. — Да… изменилась ты здорово… ласково заметила она, с состраданием рассматривая подругу. — Что же ты делать будешь?
— Не знаю, — проговорила та потерянно.
Они надолго замолчали.
Ирка зажгла лампы, прислушалась к звону цикад и наивно, но стараясь казаться загадочной, произнесла:
— Кажется… он скоро будет свободен!
— Откуда ты знаешь?!
— Я кое-что слышала, они с женой вроде на грани развода.
— Не верю! — в отчаянии воскликнула Света. — Здесь никто из приезжих не разводится!
— Тем не менее! — подтвердила Ирка в восторге. Ее жизнерадостная рожица сияла.
Щеки Светы горели, и тяжелая головная боль мучительно била в виски, в глаза. Она глотнула вина, не ощущая его нежного вкуса. Дело совсем не в жене!
— Дело не только в жене, — сказала она. — Он меня не воспринимает. Я имею ввиду, что он не видит во мне женщину…
— Это в тебе-то! — ахнула Ирка. — А что же он в тебе видит?!
Света резко встала, прошла вдоль стены, разглядывая картинки, тарелки и побрякушки, густо облепившие стены. Ирка понимала, что подруге тяжело говорить, ее незатейливое и доброе сердце разрывалось от сочувствия, но в этом было столько необычного и привлекательного, что Ирка, поколебавшись, не нашла в себе сил отказаться от вопроса:
— И что же он, Светик?
— Не могу я говорить о нем. Он — настоящий… может быть, моя первая любовь.
— Я думаю, не может он не влюбиться, — поколебавшись, поддакнула та.
Света отвернулась. Головная боль усиливалась, на сердце тучей поднялась маета, острой тоской охватив душу.