Потом к президиуму выскочил низенький толстячок — ну прям колобок! — с лицом, не обезображенным интеллектом, и тоже криком: «От Ленинграда на съезд народных депутатов избрали только двух, дву-ух рабочих! И попов двух. Это нормально? Неформалы народу мозги засорили-замутили...» Кто-то из ораторов кинул в зал: «А что обком партии?» В ответ — угрожающее гудение. Раздалось: «Обком — порох подмоченный, не надейтесь!» Другой возглас вызвал смех: «Шерифа не волнуют проблемы индейцев!» Оратор взял дыхание и с новой силой плеснул в зал кипяток слов: «Что нам обещали? И что дали? Дырку от бублика, да уже съеденного. Ни доли, ни воли». Следующий заявил: «Газета “Ленинградский рабочий” только два, — усилил приемом предшественника, — два-а-а-а процента своей площади уделяет рабочему вопросу. Мы пожаловались, а обком отвечает: да, плохо, передадим газету профсоюзам. Да ведь это брежневский прием: под видом реорганизации перепрофилировать. Новое на старый лад. А мы уже сегодня без печати, которая представляла бы наши интересы. Осточертело!»
Страсти накалялись, народ собрался взъерошенный, отзывчивый на каждое зубастое слово, поднимавшее градус и без того жарких прений. Кто-то с историческим намеком вопрошал: «Не придется ли ломать булыжную мостовую?» Другой яростно крыл какого-то чинушу и под конец вбил гвоздь по шляпку, пообещав прописать ему постельный режим, — это был второй случай, когда в зале раздался смех. Рядом с Вальдемаром двое мужчин тихо, на пришёпте обменивались мнениями. «Ребята разойдутся, не остановишь», — говорил один, другой отвечал: «А ты что думал? В коровнике тихо, когда коровы сыты. А у нас-то?»
В поезде Вальдемар пытался суммировать свои впечатления, но мысли двоились. С одной стороны, эти оэфтэшники его просто-напросто напугали — не только эмоциональным подъемом, но и своей ловкостью, хитростью: надо же, как измудрились — без помех, без шума и пыли провели съезд! Как народников нахлобучили, а! Афишировали один адрес, но собрались-то по другому. Всех вокруг пальца обвели. Опасные ребята. Ишь, абреки! Да, этот вопрос необходимо закрыть, и поскорее. Хотя уже ясно, что с наскока их не возьмешь, в зачатке не задавишь. Рыжаку надо обрисовать съезд в особо мрачных красках — да так оно и есть. Пусть доложит о новой опасности куда надо. Этот медведь пока на цепи, но вот-вот сорвется, и тогда держись, перестройка!
С другой стороны, он не мог отрицать: многое из того, что услышал на съезде, было справедливым. Но именно жажда справедливости побудила его броситься в бой с бездушной, удушающе мерзкой партийной властью, именно стремление к справедливости вдохновляет его, руководит всеми его поступками. Концы не сходились. Ну, никак. Полночи он мучился бессонницей на своей нижней полке, пытаясь примирить непримиримое.