Прохожие, попадающиеся им на пути, редки и малочисленны, идущему впереди Блезу приходится держаться далеко, чтобы не выдать их строя. Коннору видно, как он пытается придать собственным движениям нетвердости, чтобы сойти за только что избитого, и от этого все внутри сжимается с новой силой — даже Блез, куда более опытный в том, что касалось скрытности, не был уверен, наблюдают кассаторы за ним в эту секунду или же нет. Поначалу их натянутые луки и хищные взгляды приметивших жертву охотников чудятся Коннору за каждым поворотом и из каждой щели, но, чем ближе оказываются они к центральной части города, тем больше отпускает его будто тетива тугое напряжение, словно прежде оттягивавшая ее рука начала уставать и сдавалась.
Откуда кассаторам знать, что он может быть в Эрде? Разве мог любой другой человек в здравом уме после дезертирства из Ордена укрыться здесь, на берегу Сибора, а не в излюбленной преступниками всех мастей Гренне? Быть может, он и был заперт ими в далекой резервации с тех пор, как стал полноправным членом Ордена, но он еще не успел окончательно одичать и позабыть, как была устроена жизнь в реальном мире, и это, изучившие его вдоль и поперек не хуже любого заключенного, они должны были понимать.
Шум от немногочисленных прохожих, встречающихся им на пути, не заглушает главного украшения города — фонтанов всех размеров и форм, какие только мог вообразить себе человеческий ум. Они неизменно украшали улицы, площади и даже внешние стены самых богатых домов Эрда — о том же, что крылось внутри самих зданий и на их задних дворах, можно было гадать бесконечно.
Они добираются до рыночной площади, с которой медленно и боязливо, но между тем будто бы неохотно расползаются последние торговцы. Коннор не успевает удивиться, прежде чем его взгляд натыкается на одно из многочисленных объявлений украшенных солнцем Ордена, наследием его эльфийский истоков: “С сего дня, в связи с установлением в городе особого положения, открытая торговля разрешена только на сей площади, два часа после полудня, когда будет установлен за площадью надзор рыцарей Священного Ордена имени Венсана Кассатора и городского гарнизона Эрда. Тот, кто осмелится указ сей нарушить, должен будет за то уплатить штраф в городскую казну, дабы деньги те пошли на благо Империи. Подписано: рыцарь-командор Фармедард Орт, бургомистр…”
Посреди площади перед ними предстает то, из-за чего все когда-либо побывавшие в городе чужеземцы должны были до слез потешаться над имперцами — Коннор видит, как на короткий миг замедляется идущий впереди Блез, а следом чуть дергаются его плечи, будто от старательно задавленного смешка. Фонтан, что своими размерами, должно быть, в разы превышающий некоторые бедняцкие дома на окраине города, тянется к небу столь усердно, будто желает оцарапать его своей верхушкой. За нижним каменным ярусом, и без того дотягивающим Коннору до пояса, поднимается еще один, а на его вершине, взмахивая огромными крыльями, а вместо огня выпуская из пасти поток вод Сибора, возвышается самое презираемое и меж тем самое часто изображаемое существо в империи — сам Блэкфир. Едва ли Коннор удивился бы, скажи ему кто-то, что статуя твари куда как больше, чем сам дракон при жизни. Крылья его сгибаются, будто скульптор поймал его в момент взлета, а с пьедесталом, как оказывается при приближении, целую каменную махину соединяет лишь одна лапа, словно бы готовая вот-вот оторваться от земли вслед за остальной тушей. Безупречный баланс, созданный мастером-каменщиком. У основания шеи дракон оказывается оседлан крохотным в сравнении с ним человеком, над головой своей гордо воздевшим каменный меч.