— Но сюда, к вам, они не сунутся, верно? — Блез наконец опирается о стойку рукой там, где по ней уже прошлась тряпка.
— А с чего бы им соваться? — Норбан пожимает плечами. — Мы гномы оба, как видите. С эльфами и абаддонами не в родстве. Если и сунутся к нам, то уж только если совсем отчаятся. А вам оно… — он вдруг смолкает, пристально глядя наемнику в глаза, и невольно делает шаг назад.
— Спокойно, стеллунгферский мессир, — Блез успокаивающе поднимает ладонь и усмехается, — я не из тех. Можем хоть все при тебе руки порезать, чтобы не переживал так, но стойку тебе кровью марать не хочется.
— Не нужно этого, не нужно, — Гардас чуть смущенно кивает на лицо наемника, — и так все видим. Вы его простите, шибко мнительный. Из Стеллунгфера уж столько лет как ушел, а все туда же, в каждом эльфийском смеске абаддон видится. За мной идите, комнаты покажу…
— Им покажете, а у меня еще дела в городе есть. Только сперва, — Блез выпрямляется и вдруг оказывается прямо перед вышедшим к ним в зал гномом, чуть более высоким и загорелым, чем все те, кого Коннору когда-либо доводилось видеть прежде, — друг твой из Стеллунгфера, ну а сам-то ты ведь с поверхности? В Эрде родился?
— Именно так, — Гардас подбоченяется, — из Стеллунгфера еще дед мой ушел, отец мой уже тут родился и я за ним. Оседлые мы.
Норбан фыркает в усы и выходит из-за стойки, маня остальных за собой в сторону лестницы. Покидая зал, Коннор слышит затихающий голос наемника:
— Значит, и порядки местные знаешь? Тогда скажи-ка, — он почти шепчет, хоть и некому их подслушивать, а тон его становится странно заговорщицким, — есть у вас здесь архивариус какой? Где мне его найти?
***
К ним Блез возвращается лишь через несколько часов, когда скатывающееся вниз по небосклону солнце сквозь распахнутые ставни окрашивает комнату в рыжий. За это время Ричард успевает по крайней мере трижды начистить не только меч, но и ножны, а решительно не желавшая отправляться в свою отдельную комнату раньше, чем придет время для сна, Ада освобождает волосы из объятий шнурка и со скуки принимается заплетать их в крохотные косы, что тут же распадаются вновь, стоит ей оставить их в покое. У Коннора же, впервые за целый день, выходит хоть немного успокоиться, когда разум отбрасывает от себя воспоминания о бывших сослуживцах в городе и позволяет сосредоточиться на том, что здесь и сейчас он в полной безопасности. Он принимает это с благодарностью, сидя на застеленной кровати с закрытыми глазами прижимается к стене затылком и со стороны, наверняка, выглядит просто спящим. По крайней мере, вплоть до возвращения наемника никто из присутствующих тактично не издает ни звука, чтобы не потревожить его и, хоть он и смущается сказать это вслух, изнутри его переполняет искренняя благодарность за их понимание.