Продолжение мировой истории мы и сами знаем. Даже если кое-кто здесь несколько преувеличил свое значение, ведь политика обладает не только одним измерением, но в конце концов, ирония состоит в том, что двойной шпионаж Гордиевского оказался мероприятием, способствовавшим установлению доверия. Не потому, что ему удалось информировать недоверчивых властителей Кремля о том, что ужасные военные чаяния «ковбоев» не такие уж страшные на самом деле, а потому, что он с ясными доказательствами показал паре западных политиков, что Кремль не собирается наносить ядерный удар первым, а сам страшно боится такого удара со стороны противника. Это, со всеми оговорками, было тем мозаичным камнем, который помог завершить «холодную войну».
— А теперь, Олег Гордиевский? Оправдало ли это все себя? Какой Ваш итог после одиннадцати лет двойного шпионажа — личный и политический?
— С точки зрения здоровья этот итог отрицательный. Я не могу больше спать, должен принимать сильное снотворное, у меня появилась гипертония. От этого я все еще страдаю. Для здоровья это себя не оправдало. Но с точки зрения морали и политики я счастлив. Я ведь всегда хотел внести свой вклад в то, чтобы Запад остался свободным, а Россия стала свободной. Так и произошло. При всех трудностях, у России хотя бы есть сейчас шанс стать настоящей демократией.
— А как человек? Ваша семья до сих пор живет «под колпаком»!
— Я знаю, что это не идеально. Но в общем и целом это — меньшее зло. Ведь мы живы и мы живем вместе. Это много, и мы наслаждаемся этим.
Мы, естественно, не говорим ему, что его жена раздумывает, как бы ей однажды снова вернуться в Москву — в старое «болото», без Олега. Мы желаем этому храброму и стойкому маленькому человеку, который выдержал такое давление, чтобы он в конце смог все же насладиться своей пенсией, как он этого сам хочет: с чтением, путешествиями, выращиванием роз, иногда читая лекции — о России вчера, сегодня, завтра. Шпионы уходят на покой.
«Я никогда раньше не видел более печального зрелища и не переживал возмездие в таком масштабе» Эта фраза, которую Гарри С. Трумэн 16 июля 1945 года доверил своему дневнику, не была верным пророчеством апокалипсической силы разрушения нового оружия, испытанного в этот день, а выражала его шок после поездки по разрушенному Берлину. За день до этого американский президент прибыл в Потсдам для обсуждения вместе со Сталиным и Черчиллем послевоенного порядка в Европе и на Дальнем Востоке.
61-летний преемник Франклина Делано Рузвельта, до того момента лишь искушенный знаток внутренней политики, Трумэн на конференцию «Большой тройки» прибыл с очень смешанными чувствами. По альянсу победителей уже давно пробежала трещина. Но одно наследие своего предшественника вселяло в Трумэна определенную уверенность в связи с предстоящими переговорами: предприятие наивысшего уровня секретности — «Манхэттенский проект».