Они сидели по разные стороны стола — и все равно мучительно близко друг к другу, так тесно было в этом домике. Щербатов и забыл, как забавно Саша жестикулирует, когда увлекается. Он отметил, что ее левая рука двигается намного хуже правой.
— А я-то полагал, что с тех пор, как вы утратили семью, вы сломлены и в революционной борьбе ищете спасения от одолевающей вас горечи.
Саша закатила глаза.
— Одноногую собачку не надо лепить из меня, Щербатов. У меня была семья. У меня была каждая из суббот, проведенных с ней. Это сделало меня очень сильной и невероятно прочной. Вся история моего народа — нас пытаются разбить, а мы собираем себя из осколков. Юдифь учила меня каждое утро сминать лист бумаги, а каждый вечер распрямлять его — и так же восстанавливать себя.
Ветер не успокаивался, все кружил и кружил сорванные лепестки сливы. Казалось, в погожий весенний день разыгралась метель.
— То есть вы все же сражаетесь за ваш народ, Саша?
— Да нет же! За то, чтоб не было больше народов, религий, неравенства по образованию и по имуществу. Всего, что разделяет людей.
— И чтоб мужчин и женщин тоже больше не было?
— Нет… но да, превосходная идея. Не думала об этом прежде. Такая мелочь, на фоне прочего. И все же было бы неплохо. Кстати, раз уж вы затронули эту тему, Щербатов… — Саша потерла виски, пытаясь припомнить что-то невероятно далекое, почти нереальное. — Вы не находите эти наши встречи несколько неуместными? Я теперь замужем. У вас наверняка тоже кто-то есть, вы не похожи на человека, который будет долго страдать по несбывшемуся. Между нами нет ничего, кроме войны. Я не хочу видеть вас иначе, чем через прицел. Не могли бы мы перестать встречаться таким образом?
— Месмерист из нас двоих вы, — ответил Щербатов. — И связь эту тоже проложили вы. Вы можете ее разорвать?
Саша отрицательно качнула головой.
— Есть только один способ цивилизованно закончить то, что происходит между нами, — сказал Щербатов. — Саша, если вы тоже видите этот сон и способны запомнить хоть что-то из него, я прошу вас: уезжайте из страны. Вам не станут чинить особых препятствий. Я вычеркнул ваше имя из списков тех, кого разыскивают усиленно. Полковой комиссар — невелика птица, а я чувствую себя виноватым перед вами и не хочу мстить. Ваша война проиграна. Все, чего вы добьетесь, продолжая сопротивление — жертвы, которых можно избежать. А вы ведь молоды, вы еще не начинали жить. Уезжайте. Избавьте нас обоих от жестокой и грязной развязки. Сны, надо полагать, тогда прекратятся — мы ведь не будем более повязаны общей судьбой.