И Насте и Гале не хотелось идти в вагончик: там, сидя за столом, спал Чекушин. Ночь, проведенная у костра, и целый день в хлопотах сморили его, и он спал, забыв, где он и что с ним, чувствуя только тепло и облегчение.
Девчонки сиротливо сидели на крыльце барака, глядели на закат, на безмолвную поляну... Как-то пусто и одиноко им стало. Заглянули в барак, но и там все было покинуто, бездушно: матрасы на пружинных койках были завернуты, не висели портянки вокруг печки, пустые веревки опоясывали ее теплые бока. Комендант Сергей храпел на одной из коек прямо в сапогах и фуфайке.
Они забрали со стола чайник, кружки, две ложки и пошли в свой вагончик.
А бригада тем временем шагала уже самой глубиной леса, радуясь дороге и новой свободе. Затихали вечерние тока́, зоревые пересвисты птиц, и уже взблеивал над вырубкой справа бекас — первый предвестник ночи. Когда замирал печальный звук его крыльев, прослушивались в глубине леса ручьи, но уже покорные, обессилевшие. Растекались по всему лесу теплые благостно-умиротворенные сумерки. Владела бригадой легкость от выполненной работы, от своей нужности людям, на встречу с которыми она теперь шла из своего леса. Весновщики еще никак не могли отойти от привычного плеска воды, глухого удара бревен, ожидания заторов, дождей или снега... Все это еще стояло перед глазами, звучало в ушах, словно не хотело отпускать.
Мишка думал, как будет дома, как отдаст матери деньги, удивит ее и обрадует. А что дальше?.. Дело, ради которого шли, завершено, весновка закончена, но в душе ничего закончено не было. «Шаров — он, конечно, останется в колхозе... А потом перейдет совсем в сплавщики и будет работать до пенсии, — размышлял Мишка, глядя на широкую спину Витьки, маячившую впереди. — У него все просто: «Где родился — там и сгодился», — как говорит мать. И Мишка завидовал ему, тому, как просто от школьника он переходит прямо в мужики, и, видимо, нет в его душе никаких сомнений, метаний... Это была проторенная дорога, по ней шли всегда, многие. И Мишка недоумевал, почему самому ему не хочется идти этим путем, чего он ищет? И хорошо это или плохо?.. После разговора с Пеледовым становилось иногда все до предела ясно и просто, и было такое ощущение, что надо только разбежаться — и оторвешься от земли, полетишь. Но это в думах. А стоило вернуться к жизни, к будням в колхозе, которые его ожидали, — и все пропадало. Было какое-то обидное ощущение, словно у молодой птицы: крылья и сила есть, а взлететь не можешь. Что за цепи, что за груз держал невидимо? И почему об этом никто и нигде не говорит? Никто, кроме Пеледова... Вспомнился последний разговор с ним вчера вечером на крыльце барака, обида, с которой высказался Пеледов и ушел. И Мишка опять подумал, что так и не сказал, а надо бы сказать ему «спасибо», хотя бы дать понять, что принял его слова, понял...