Через месяц прислали в затон нового начальника — молодого, но уже лысого инженера с какой-то легкомысленной и не флотской фамилией — Чижов. Старики поглядели на него по-капитански вприщур и безнадежно махнули рукой: «А-а... теперь кого хочешь поставь...»
Но хуже всех было капитану Стрежневу. По крайней мере так о себе думал он сам.
2
В тяжелом предутреннем сумраке шесть раз бойко с хрипотцой прокуковала кукушка. Однако Стрежнев и без часов знал, что скоро надо собираться в контору, но пока рано. Лежал, не шевелясь, жену будить прежде времени не хотел, вспоминал на досуге, как гостил в Горьком у сына — инженера в пароходстве. Там бродили они по грузовому причалу, подолгу стояли у вздрагивающих колес кранов, наблюдали зимнюю погрузку песка, перелезали через сугробы, намерзлись... А потом, когда сидели в теплом кабинете пароходства, Стрежнев рассказывал сыну, что слабеет сплавная, что прислали на место Панкратыча в затон совсем зеленого начальника...
Из Горького Стрежнев махнул в Кострому: ездить так ездить. В затон особенно не тянуло. К дочери Нинке, в общежитие медицинского института, явился неожиданно, обрадовал ее. Но тут и застрял, слег в постель: налазился с непривычки по сугробам в Горьком, совсем отвык за долгий отпуск от холодов. Девчонки, будущие врачи, будто с радостью, авторитетно приговорили его к длительной лежке возле стопы журналов. Сначала Стрежнев только посмеивался над ними, но потом молча засобирался: пора было в затон, отпуск истек! Так с головной болью, покашливая, он и вернулся вчера вечером в свой поселок.
Прошло полчаса — опять напомнила кукушка. Света же новому дню не прибавилось.
Долго не поддавалась эта ночь, а потом вскинулась отчаянной метелью. И в затоне завыло: стонали ванты и стрелы кранов, ныли ржавым рангоутом недолеченные, враз обезлюдевшие катера.
Лихо закручивались на белой равнине рейда снежные вихри, со свистом мели промерзлое железо покинутых палуб. Дымно гнались они по улицам поселка к бору и там, у крайнего дома, натыкаясь на хвойную щетину сосен, слабели, умирали с протяжным шепотом.
В десятом часу от этого прижавшегося к соснам дома пробирались непроглядной улицей двое. Нагибаясь и кутаясь, они ступали степенно, след в след — по-волчьи. Первым крупно отшагивал капитан Стрежнев, за ним спешно угадывал в готовый след, не поспевал и сопел механик его — Семен.
На крыльце конторы оба степенно похлопали себя по плечам, полам, пнули по разу валенками в порог и нырнули в тепло коридора. Здесь еще раз отряхнули друг друга, похлестали шапками о бревенчатую стену, разогнули воротники. Переглянулись.