4
К Сосновке подъезжали на исходе дня.
Машина бежала к пологому берегу заснеженной Унжи. Веером расстилались по гладкому полю реки тощие метельные хвосты. Поземку тянуло туда, где стоял возле дороги катер. Стрежнев против воли поднялся в кузове и глядел на приближающуюся «свою» посудину.
Господи, каким одиноким казался катер на пустынном заснеженном берегу! Он избочился, привалившись к сугробу, рея на мачте покосилась, с нее свисали концы антенны, окна рубки залепило снегом, борта поржавели...
Каким-то особым чутьем Стрежнев почувствовал, что все это добром не кончится. Он опять вспомнил весь разговор с начальником, опять глянул на заснеженный катер, и тоска в нем исподволь начала расти, шириться.
Поднатужась, машина выползла со льда на берег и стала возле катера.
— Выгружайсь! — открыв дверцу, бодро крикнул шофер. И Стрежнев поморщился: «Легко сказать «выгружайсь» — на голый берег. До Сосновки вон еще добрых два километра. Какой тут к черту ремонт на пустоплесье!»
Из кузова им сбросили новый винт, лом, кувалду, подали аккумуляторы, связанные попарно резиновые сапоги, сумку с инструментом и рюкзаки.
Когда все это сиротливо зачернело, утопая в снегу, и кузов снова захлопнули, разжалованный капитан пошутил сверху:
— А на катере-то у вас, знать, птички гнезда вьют...
Заглушая урчанием смех, машина стрельнула дымом и покатила дальше, к поселку, все тише звякали блестевшие на ее колесах цепи.
А Стрежнев с Семеном остались стоять на дороге у своих рюкзаков, обиженные и растерянные.
По крыше рубки, и вправду, невинно прыгали две зеленовато-серые синицы, подергивали длинными хвостами, тонко, жалобно попискивали в холодной заснеженной тишине.
— Вьют... — зло повторил Стрежнев. — Тебя бы сюда, оглоеда... А то сидишь, завернулся в шубу.
— Ну, что будем делать? — спросил Семен.
— А что... Надо хоть с дороги убрать все. Ну, дослужился на старости лет!.. — и он выругался. — Как будто не нашлось кого помоложе. Сунул... сопляк! Ох уж начальство пошло, и откуда прислали. Этот — не Яков. «Поедете в Сосновку...» Вон она, Сосновка. До нее еще идти — упаришься...
Перетащив пожитки к катеру, они заметили поодаль вылизанный метелью комель старой осины, пошли, сели на него.
Метель почти совсем улеглась, и теперь белело вокруг ровно и гладко, как в январе. До весны, казалось, еще ох как далеко!
Закурили, осторожно приглядывались к катеру.
— Хорош... — оценил Семен.
— Лучше некуда, со дна краше.
— А кто на нем плавал ту навигацию?
— А мне все равно! Не допытывался, — ответил Стрежнев. — Механиком вроде Гришка Трепло.