После экзаменов свет в нашей комнате горел не угасая: две-три ночи — сабантуй. Ребята из города приносили несколько ведер пива. Пили, играли в карты, играли на струнных инструментах (несколько человек играли прекрасно) и в шахматы, слушали патефон.
Было у нас и комнатное имущество: гитара, патефон, старинная русская энциклопедия, библиотечка художественной литературы (классика), несколько отрезов на костюмы. За отрезами ездил на золотые прииски Кока Левшин (столяр по специальности), очень способный парень лет под тридцать, мастеровой, но все еще Кока. После окончания института мы разыграли это имущество по жребию, мне достался — увы! — патефон.
Жила наша комната целомудренно: ни разговоров о женщинах, ни анекдотов, слово «секс» вообще не было известно. Помню только один рассказ нашего однокомнатника. Он на изысканиях ухаживал за какой-то девицей, но однажды застал ее и какого-то парня совершенно голыми, спавшими поутру беспробудным сном. Тогда он облил им соответствующие места зелеными чернилами, а сам ушел с изыскателями по маршруту. Мы хохотали: надо же — зелеными!
Профессура у нас была почти сплошь беспартийной. Двух партийцев доцентов мы считали за придурков (они таковыми и были), а к третьему — профессору гидравлики И. И. Агроскину (в скором будущем зам. министра высшего образования) — относились с уважением.
Диамат мы слушали у молодого преуспевающего партийца в огромной сводной аудитории, человек двести слушателей. Он был необычайно самоуверен, относился к самому себе как к существу высшему. Если где-то в аудитории раздавался шорох, он прерывал лекцию и, выбрасывая руку вперед, громко произносил:
— Спокойно! Внимание!
Мы отучили его от этой привычки — рассаживались по разным рядам аудитории, и стоило ему провозгласить свое: «Внимание», как тут же его кто-нибудь дополнял:
— Фотографирую!
Когда я кончил учебу, занял кафедру и впервые в жизни отправился в Москву и в Ленинград (война застала меня в этой поездке), я счел необходимым разыскать тех ученых, по учебникам которых я учился, — представиться им как их ученик.
Ну, конечно, это был Иосиф Ильич Агроскин, профессор Черноусанов (тоже гидравлика), академик А. Н. Костяков (орошение), профессор Брудастов (осушение), помнятся и профессора Крицкий и Менкель (регулирование стока), профессор Угингус (гидросооружения, один год я слушал его в Омске).
И мои визиты воспринимались учеными вполне нормально, не торопясь я объяснял профессорам, какие разделы их учебников мне понравились очень, а какие и почему — не очень.
С академиком Костиковым мы хорошо дружили до конца его жизни, он читал все, что я писал в литературе художественной, а мне присылал свои переиздания для литературной редактуры.