Кроме того, в выражении лиц милиционеров Нелепин, наверное, уловил бы предчувствие вполне возможного выбора, если случится стенка на стенку, если дядя Миша — одна стенка, а Нелепин — другая, тогда данный милиционер, данное отделение милиции какую сторону выберут?
Иначе говоря: знай, в каком государстве и при какой власти ты живешь. Зная, делай самостоятельный выбор — то ли дядю Мишу убить, то ли ему пособолезновать: калека — это раз, вернее всего, афганец — два, человек больной, падучая у него, — три.
И т. д.
И в том же сомнении, которое касалось дяди Миши, природы власти и самого Нелепина, Нелепин под № 1 и занес сценку в специальную сюжетную тетрадь, но под заголовком не «Миша», а «Дядя Миша».
Занес, потом стал разбираться в собственной памяти: что-нибудь светлое и даже что-нибудь высокое захотелось ему в своей памяти обнаружить для записи сюжета № 2. Память — на то она и память: все-таки она хранит в первую очередь что-нибудь гуманное, как бы даже и вечное, а затем уже все остальное.
>Сюжет № 2
Чехов — Семенов
Да, да: при выборе сюжета нельзя, невозможно обойти память собственную. Память — та же жизнь. Та же или даже более жизненная. Она не столько прошлая, сколько текущая сегодня. Вспоминаешь-то ты в сию минуту…
Память даже больше «я» — «я» сиюминутного. Сиюминутность тебе навязана, а память — нет, она уже совершила свой выбор, именно поэтому она и жизнь твою знает лучше, чем знаешь ее ты.
Животное еще и потому животное, что у него нет памяти. Привычки — да, инстинкт — да, чутье, сформировавшееся в прошлом, — да, а память — нет. Память календарна.
Что и говорить — без «памятных» страниц Нелепин своих записок не мог представить. Глобальные или махонькие случаи вспоминались, значения не имеет. К тому же память тяготеет к приятностям, неприятности у нее на втором плане.
*
Так вот, Нелепин полагал, что у него была встреча с Чеховым. С Антоном Павловичем. Оставшаяся в памяти на всю жизнь.
Был и посредник — директор Дома-музея Чехова в Ялте. По фамилии — Брагин. Георгий Сергеевич.
Брагин когда-то работал редактором в «Худлите» (государственное издательство «Художественная литература»), Нелепин его еще там, в Москве, слегка знал, потом Брагин переехал в Ялту, в «чеховский дом». У него открылся туберкулез — уважительная была причина переезда.
А Нелепину, «начинающему», «молодому» — еще как они назывались, эти недоросли? — в ялтинском Доме творчества писателей Союза ССР отвели (бесплатно!) крохотную такую комнатушку, даже и не комнатушку, а терраску с солнышком насквозь, оттуда он и повадился посещать Чехова. Роман надо было писать — первый! — нет, не очень-то шло, зато в «домик Чехова» он хаживал едва ли не каждый день и очень подружился с Брагиным.