Достоевский осудил Раскольникова с его теорией вседозволенности — Ленин сам похож на героя знаменитого романа, ибо полностью принял названную теорию. Достоевский сложен, ибо сложной считает жизнь, Ленин — «гениальный примитив», для него убитая Раскольниковым старая женщина — просто отвратительная ростовщица. Чем он отличается от примитивного черносотенца с его «Бей жидов — спасай Россию»? Замена лишь одного слова: «Бей капиталистов — спасай Россию». Главный оппонент Ленина в 1917 году Г. Плеханов говорил о причинах трагических последствий для России деятельности Ленина: он все упрощает.
С. Залыгин пишет о «провозвестниках», конечно, постоянно напоминая о социальном русском опыте целого столетия и о происходящем ныне и делает вывод: «Мирный коммунизм невозможен, это доказали Маркс и Энгельс теоретически, Ленин и Сталин — практически». В ответ на возможную защиту ленинских постулатов и принципов, например, относительно «веры» (в идею, в будущее и т. д.) автор «Двух провозвестников» может ответить: «Ленин был верующий уже по одному тому, что верил в «Безверие».
Из этих заметок мы узнаем, почему писатель еще больше, чем прежде, тяготеет в последнее время к соединению эстетических и публицистических форм. Принципиально важное место в заметках: все пишут о поэтике Пушкина, но не о его мудрости; надо внимательнее проследить интеллектуальный путь от Пушкина до Достоевского; следует понять, почему Толстой оставил романы и повести и перешел к публицистике. Здесь — внутренние мотивы С. Залыгина, объясняющие жанровую и стилевую свободу во всех его последних сочинениях.
Вот повесть «Однофамильцы», написанная в том же 1995 году. Это философская вещь, по предмету обобщений и по интонации, а вместе с тем — конкретно-актуальная по проблематике. Человек, чья жизнь была полна драматическими событиями — война, плен, Воркута, — каждое из которых могло оказаться гибельным для него, теперь спокойно ожидает конца: «все это были смерти навязанные, бессмысленные и потому отвратительные, совсем не те, которых жизнь требует».
В повести сильно раздвинуты границы художественной условности. Герои — «однофамильцы», общающиеся между собой, представляют начало и конец нашего столетия. В размышлениях спокойно умирающего К. Бахметьева — еще больший исторический диапазон: от Птолемея через Коперника к нашему времени, когда возникает мысль, что и солнце тоже должно вокруг чего-то вращаться.
Одно из центральных смысловых мест в повествовании — диалог героя с теми однофамильцами, кто представлял в свое время два типа знания — научно-технический и гуманитарный. Встреча с П. Бахметьевым, физиком и биологом (умер в 1913 году) — повод для оценки роли научного знания в судьбе народа. Как бы от имени последнего главный герой повести говорит о науке: она экспериментировала над нами — предлагала коммунистический опыт, выживание от радиации (Чернобыль) и рыночную экономику. Это совсем иная сторона оценки науки, чем распространенная ныне, вроде: правительство не помогает науке, научная молодежь бежит за рубеж, следует освободить от военной службы юные дарования. В самом деле, неплохо бы науке почаще задумываться и о своей реальной роли в социальной и нравственной жизни общества и вообще культивировать критическую самооценку.