Нож принесли не сразу — в ствол старой сосны он вошел так глубоко, что ребята вытаскивали его по очереди, в раскачку.
Когда они почтительно протянули финку дяде Тимофею, тот опять сказал Нике:
— Ну, давай, встала. Та не в позу, а прямо, — пошутил «мершевец». — И не играйся им, а бросай со всей возможной силой. Прямо от плеча. — И он еще раз повторил движение, которое Ника должна была освоить.
— Дядька Тимоха, дай я кину, — попросил рыжий паренек.
— Нет, хлопчик. Я вже видел, как ты кидаешь. У тебя глаз хороший, а рука слабая, хлёста нет. И держишь ты его, как титьку у коровы. То ж нож!
Ребята весело засмеялись.
А Тимофей опять протянул нож Нике:
— Давай, кинь его, кинь его так, будто ты кого ненавидишь. И знай, что он тебе жизнь спасти сможет. Им убивают людей. Плохих. Могут и хороших убить, если они защищать себя не научатся.
Показанное движение все потом долго осваивали. Но в точности его удалось повторить только Нике, что подняло ее в глазах компании на недосягаемую высоту. Полностью оправдав свое имя, она стала признанным лидером в стае, которая когда-то приняла ее в штыки.
После больницы возвращаться в пустую квартиру было страшно. Тем не менее надвигались экзамены, ближайший — через два Дня.
Странно, но ни отец, ни сестра не навестили ее в больнице. Сиротское чувство одиночества тревожило, не покидая ни на минуту. Ника даже подумывала пойти ночевать к подружке — к дочке той самой тети Светы, благо квартиры на одной лестничной клетке. Девочки так часто делали, когда тетя Света была на дежурстве.
Она осторожно открыла дверь своим ключом. На кухне горел свет, звякали чашки, бодро свистел чайник. Сердце радостно подпрыгнуло.
— Папа! Наташа! — закричала Ника, вбегая в кухню.
Отец и сестра сидели за столом. Никто из них не встал ей навстречу.
— Почему вы не отвечали? Я столько раз вам звонила! Я же была в больнице, вы что, не знали? Почему вы ко мне не приходили? А маму… Маму, что… — она осеклась, — уже похоронили?
Перебивая себя, Ника сыпала вопросами вперемежку со слезами. Отец, хмурясь, смотрел в окно, Наташа нервно теребила чайную ложечку. Наконец она со стуком отложила ложку и решительно сказала:
— Прекрати плакать, Ника, нам надо с тобой серьезно поговорить. Сядь. — Она бросила выразительный взгляд на отца: — Ты ей расскажешь?
Но тот качнул головой:
— Лучше ты. Я не могу.
Он резко поднялся, чуть не опрокинув блюдце с нетронутым куском торта, и торопливо вышел в коридор.
Ника растерянно смотрела на Наташу, но старшая сестра, досадливо поморщившись, отвела глаза.
— Ну ладно. Я так я! — вздохнула она. — Скоро будут готовы документы, тебе придется кое-что подписать. Пока здесь никто жить не будет… А потом… Потом сюда переберемся мы с семьей… — Сестра замялась, подыскивая слова. — А тебе, наверное, придется… ну, не знаю, куда идти: хочешь — в общежитие, хочешь — на съемную квартиру. Как сама решишь.