Врет или нет? Раньше они были честны друг с другом, но у целителей свои представления о правильном. Мог приврать лишь для того, чтобы не омрачать последние дни.
— Ну и я помогу… когда снова смогу плести. Пока… извини.
Так вот почему свечи. Но насколько должен вымотаться одаренный, чтобы не суметь даже поддерживать светлячок — то, что любой из них мог делать совершенно бездумно, одновременно разговаривая, читая и даже?.. Хотя нет, на пике страсти светлячок Вигдис гас.
— Двое суток, да? Один?
— Был бы один, сдох бы уже. Вигдис от тебя не отходила… да и остальные. Ингрид отсыпается, Иде пока на ногах, но… — он развел руками. — Извини. Что смогли.
— Похоже, это я должен извиняться за причиненные хлопоты. И, чем бы это ни кончилось… Спасибо.
— Плеснешь при случае, — хмыкнул Эрик.
— И счет выставить не забудь, если будет кому…
Гуннар помолчал, размышляя, хочет ли он знать остальное. Встретить ли смерть понимая, что происходит, или надеяться до конца? И насколько здраво он сейчас рассуждает, учитывая, что мысли путаются, а от жара снова пересохло во рту. Не получится ли так, что потом он горько пожалеет о своем любопытстве?
— А если тело не осилит? И ваших плетений не хватит?
Эрик молча выудил из горшочка пропитанную мазью ткань, уложил полосу поперек раны. Рядом еще и еще, точно кроя крышу дранкой.
— Сердце перестанет справляться и начнет колотиться как бешеное. Живот больше не будет болеть…
— Он и сейчас не болит. Ты точно мне не врешь?
— Поверь, если бы не мак, тебе было бы сейчас очень несладко. Кстати… — Он вытер перепачканные мазью руки, взялся за пузырек с настойкой. — Пей.
— Говорю же, не болит.
— Когда заболит, поздно будет. Пей, вот же дал Творец такого барана пользовать…
Гуннар проглотил на редкость гадкую жидкость, поморщился.
— Дальше.
— Будет постоянно рвать. Потом угаснет сознание, и тебе станет все равно, как это закончится.
— Понятно.
Эрик закашлялся в полотенце, убрал его, быстро глянув, заметил ли Гуннар. Неужели ему настолько не все равно? Или гордость искусного целителя задета?
— Если хочешь, утром пошлю за священником, — сказал он.
Были бы силы — Гуннар рассмеялся бы. Полжизни грешил, перед смертью спохватился.
— Ты, кажется, забыл, кто я.
— Наемный меч, — пожал плечами Эрик.
— И охотник на одаренных.
Меч в руках правосудия, говорили его учителя в ордене. Наемный убийца, если не играть словами. Большую часть одаренных, за которыми его посылали, Гуннар убил вовсе не в честном бою. Да и о каком честном бое может идти речь, когда один способен просто остановить сердце, или подчинить разум, на время превратив в послушную куклу, или один Творец знает что еще, а второй — просто человек? И небесное железо — невеликое спасение, оно не помешает, скажем, обрушить на голову рядом стоящее дерево.