— Ты когда-нибудь снимаешь эту дрянь?
Гуннар пожал плечами — ответ был ей известен, так зачем спрашивать? Он точно знал, что небесное железо не причиняет одаренным боли. Просто блокирует дар, если касается кожи. Наверное, не слишком приятно, но… Но без амулета он чувствовал себя беззащитней младенца.
Вигдис села, отвернувшись, уставилась в стену. Да что с ней творится?
Гуннар обхватил ее за талию, пытаясь притянуть к себе, но девушка отвела его руку, поднялась, отойдя от кровати.
— Ты настолько меня стыдишься? — спросила она, по-прежнему глядя куда-то в стену.
Он так оторопел, что даже перестал таращиться на ее задницу.
— Какая муха тебя укусила?
Это она его стыдится, если уж на то пошло. Его, обделенного даром, его, который никогда не встанет на одну доску с ними, меняющими плетения мира. С теми, на ком «все заживает как на собаках» и кто может лишь усилием мысли остановить чужое сердце или залить водой легкие, или обрушить с рук поток пламени. Гуннар приподнялся на локте.
— С чего ты взяла?
— Я не слепая.
— Что. Вдруг. Случилось?
— Не вдруг. Кто я тебе, если на людях ты стыдишься даже взять меня за руку?
— Дело не…
Да она сама на людях держится с ним так, будто все, что их связывает — общее дело, будто он всего лишь один из мечей, что на нее работают. Лучший, да, и все же — один из. Как и условились, и, говоря по правде, Гуннар был этому рад. Впрочем, даже если бы не приходилось скрывать, едва ли он вел бы себя при всех по-другому. В конце концов, он не одаренный, чтобы прилюдно миловаться.
Что за вожжа ей под хвост попала сегодня?
— Как называется женщина, которую приводят домой, только чтобы насытиться, и выпроваживают, едва нужда в ней отпала?
— Разве я тебя гоню? Оставайся.
— До утра? Чтобы снова уйти, едва рассветет?
Гуннар промолчал. Вигдис горько усмехнулась:
— Разве тут есть для меня место?
Наверное, и в самом деле нет. В кровати вдвоем помещались, а остальное… Стол, табурет. Жаровня, на которой он изредка готовил. Камин, согревавший зимой, сундук с вещами и ящик с промасленным песком, где хранилась кольчуга. Женщинам же, наверное, надо много места под наряды и безделушки… В походах Вигдис, как и все, обходилась немногим, но в городе носила платья, дорогие, шелковые. Гуннар понял вдруг, что у нее дома он не бывал дальше гостиной, обставленной уютно и со вкусом. Но чья это была заслуга — Вигдис или ее матери?
Он резко сел, вляпавшись в холодное и липкое, поморщившись, обтер руку о простыню.
— Вот-вот, — усмехнулась она. — Даже это оставить брезгуешь.
Гуннар застонал вслух. Какого рожна?