Он хотел уклониться от ответа, и я пытался прочесть ответ по его лицу. Он будто понял мои намерения и застыл, разглядывая меня.
– Я думал, что ты погиб, Ноам. Я как-то нашел в затопленном овраге твою котомку, лук и стрелы. Это меня встревожило. Признаюсь, я тебя искал. Недолго.
– Недолго?
– Долго.
Конечно, ведь Барак заметил его на таком расстоянии от деревни; но я не мог назвать причину своего сомнения, не упомянув о дяде. И я не осмелился спросить, разыскивал ли он меня только по своему желанию, или Нура тоже просила его об этом: мне не хотелось произносить ее имени. Наши внутренние запреты мешали разговору. Тибор утешительно положил мне руку на плечо:
– Есть что-то, чего мы не желаем говорить друг другу, и есть другое, чего мы не желаем друг от друга услышать. Расскажи мне, Ноам, что хочешь и как хочешь.
Я успокоился – ведь мне почти разрешили врать – и рассказал, как ушел из деревни, как живу теперь, поведал о жизни в лесу. И мой рассказ, в котором не было ни синицы, ни Барака, ни моих откровений об отце, ни моих нынешних взглядов на жизнь, – мой рассказ оказался скудным.
Тибор внимательно слушал меня, и я понимал, что за моими словами он улавливает недоговорки. Повисло молчание.
Он нахмурился:
– Я сохранил твои вещи: котомку, лук и стрелы. Они тебе пригодятся?
– Нет, спасибо. Обойдусь без них.
Мы снова замолчали. Наш диалог увяз в недомолвках.
Тибор пристально посмотрел на меня:
– Хочешь узнать деревенские новости?
– Не уверен, – ответил я, замыкаясь еще плотнее.
– Понимаю, – глухо откликнулся он. – Уйти – значит выбрать неведение.
– Ты прав!
Снова молчание. У нас в головах вертелось множество непроизнесенных фраз и незаданных вопросов. Мы всматривались друг в друга, оба жертвы и соучастники того, что нас мучило, и переглядывались с печальным сочувствием, вновь утверждая нашу солидарность.
– Во всяком случае, мне жаль, что ты не стал моим помощником, – вздохнул Тибор. – Ты был очень одаренным учеником, внимательным и восприимчивым к свойствам трав. Мне хотелось передать тебе мое знание, ты смог бы его обогатить и развить. Какая жалость! Мои знания умрут вместе со мной.
– Еще не все потеряно, – возразил я.
– О чем ты?
– Ты передашь их своим внукам.
– Моим внукам?
– Детям Нуры и…
Нет, я не смог продолжить, сказать «детям Нуры и Панноама», – это было выше моих сил.
Тибор задумчиво покачал головой. Я пытался прочесть ответ в выражении его лица, но Тибор позаботился о его непроницаемости. Что дал союз Нуры и Панноама? Может, она уже носила его ребенка? Или еще нет? Эти вопросы роились у меня в голове, но не находили пути наружу.